Бурлаки на Волге — кто все эти люди?! Бурлаки и бурлачество в российской империи. "уходящая натура" Женщины бурлаки на волге

Бурлаками называли наемных рабочих, которые с помощью бечевы тянули речные суда против течения. Труд был тяжелым, но давал возможность в сезон заработать огромному числу людей. Столицей бурлачества называли город Рыбинск. Неудивительно, что именно здесь в 1977 году установили первый в нашей стране памятник бурлаку. Долгое время он был еще и единственным. В 2014 году в Самаре появилась скульптурная композиция «Бурлаки на Волге».

Самого опытного и сильного человека в артели бурлаков называли «шишка». Именно он следил за порядком, задавал темп движения. Отсюда и пошло выражение «большая шишка» - то есть, знатный, уважаемый человек.

Бурлаков называли еще «сволочью», причем, ничего обидного в этом не было. Слово «сволочь» происходит от «волочить». Достаточно вспомнить, что в России есть старинные города - Вышний Волочек и Волок-на-Ламе (Волоколамск). Во время летнего мелководья суда не могли пройти по здешним рекам, товар приходилось несколько верст переправлять «волоком». Для этого нанимались артели бурлаков.

А вот оскорбительным это слово могло стать из-за того, что наниматься на «волок» шли люди, не владевшие каким-либо другим ремеслом. Зато они славились огромной физической силой и часто устраивали погромы в питейных заведениях. Поэтому, и отношение местного населения было соответствующим.

О силе некоторых бурлаков легенды ходили по всей России. Особенно славился Никитушка Ломов, уроженец Пензенской губернии. Однажды на Волге он увидел ватагу мужиков, которые пытались выдернуть из прибрежного песка 25-пудовый якорь. Их нанял местный купец, пообещав за работу 3 рубля. То, что не удавалось целой компании, легко сделал Никитушка - раскачал якорь и выворотил его из песка. Но, купец заявил, что Ломова он не нанимал, и заплатил за работу только рубль. Силач решил проучить скрягу: отнес якорь к дому купца и повесил на ворота. Чтобы вернуть якорь на пристань, купец снова нанял артель. Только заплатить пришлось уже намного больше.

Одной из самых популярных песен среди бурлаков была знаменитая: «Эх, дубинушка, ухнем». Причем, пели ее бурлаки не для развлечения, она помогала артели выдерживать темп движения.

Над своей знаменитой картиной «Бурлаки на Волге» Илья Репин работал три года - с 1870 по 1873. Причем, впервые Репин увидел бурлаков не на Волге, а на Неве.

Заинтересовавшись этой темой, художник отправился в деревню Ширяево на Волгу, где познакомился с бурлаками лично. Правда, картина не у всех почитателей таланта Репина вызвала восторг. Например, министр путей сообщения Зеленой упрекнул живописца в том, что он изобразил допотопный способ транспортировки судов, который почти полностью исчез.

А вот знаменитому русскому писателю и журналисту Владимиру Гиляровскому довелось лично потянуть бурлацкую лямку. В молодости с одной из артелей он прошел путь от Костромы до Рыбинска. Он был человеком физически очень сильным, но, однажды и с ним произошел конфуз: Гиляровский навестил своего пожилого отца, и, решив похвастаться силой, согнул дугой железную кочергу. Отец, которому было уже за 70 лет, отругал сына за то, что тот портит вещи в доме и разогнул кочергу обратно.

В 1929 году Народный комиссариат путей сообщения СССР официально запретил бурлацкий труд. Но, к тому времени бурлаков практически не осталось, с появлением пароходов эта профессия ушла в прошлое.

Экономист, профессор Киевского и Московского университетов Иван Васильевич Вернадский (1821-1884) писал, что «страдания и невзгоды рабочего класса на Волге не так велики, как обычно полагают».

Бурлаки, бурлачество сугубо российское явление, волжское. Появились они в 14-15 веках. В начале 19-го века было их не менее шестисот тысяч. С развитием промышленности и некоторой механизацией труда — коноводные суда, кабестаны, пароходы — численность бурлаков сократилась до трехсот тысяч.

Занималось этим промыслом преимущественно население Поволжья: в большинстве своем русские люди, довольно часто татары, мордва, чуваши, марийцы, то есть представители всех национальностей, селившихся по берегам великой русской реки.

Бурлацкие артели отличались четкой организацией: староста, кашевар, шишка-передовой, возглавлявший артель. У всех были равные права, без преимуществ, исключая передового как самого сильного физически, ловкого. Как правило, он был «песельником», запевалой. Без песен бурлак не мыслим. Песня задавала рабочий ритм, заменяла беседу, веселила душу. Ее попросту бурлаки любили.

Шишка следил за равномерностью хода — в такт песне. За ним шли подшишельные, затем «ленивые» и так называемые кабальные. Это те, кто по своей вине растратил заработок, потому и надел лямку лишь за харчи. Естественно, этих мужиков от прочих отличала незаинтересованность в работе. В хвост снова ставили сильных и добросовестных, для понучки и пригляда за кабальными и ленивыми.

Питались бурлаки тоже артельно. По прежним понятиям, тем более по современным, весьма обильно. По сведениям академика Густава Станиславовича Струмилина (1877-1974), в месяц рядовой «судорабочий» (речь идет о второй половине 17-го века) съедал три пуда хлеба (48 кг); 20 фунтов мяса (8 кг); столько же рыбы; 20 фунтов круп и гороха (8 кг); сотню яиц, не считая овощей. Работали бурлаки лишь двести дней в году. К концу навигации они зарабатывали до 10 рублей чистыми. Пуд говядины, например, в те времена стоил 45 копеек.

Цены того времени

Итак, в начале 19 века труд бурлака приносил ему по 8-10 руб. за навигацию. В конце того же столетия за погрузку хлеба рабочим крестьянам платили по 20-25 руб в год. Жалование земского врача достигало 800 руб. в год, то есть 66 руб. в месяц. Годовой доход плотника составлял 15-35 руб. При производстве сельскохозяйственных машин годовой доход кустарей достигал 100 руб. Простой рабочий на мельницах получал 8-13 руб. Это был существенный заработок. При этом пуд пшеницы (это 16,38 кг) стоил почти 54 коп., а мяса – около 2 руб. Получается, что врач на месячную зарплату мог купить 2 тонны пшеницы или 550 кг мяса, а плотник с зарплатой в 2,5 руб. в месяц – 75,7 кг зерна или 20,8 кг мяса». Бурлаки при этом не тратили на еду ни копейки.

Читая классиков тоже можно почерпнуть достаточно информации о ценах того времени. У Достоевского: мама Раскольникова имела пенсион в 120 рублей. При этом студент Родя в 1870-е годы мог на 30 копеек купить в харчевне рюмку водки и пирог с начинкой. В повести Чехова «Три года», написанной в 1880-1890 годы, провинциальный аптекарь посылал своему сыну, вечному студенту, 40 руб. в месяц, и еще 10 руб. тайно отправляла мама. «Этих денег ему хватало на прожитие и на такую роскошь, как шинель с польским бобром, перчатки, духи и фотографии». Учитель в «Анне на шее» в начале 20 века зарабатывал 40 руб. Буханка черного хлеба тогда стоила в среднем 3 коп. То есть педагог мог купить на получку 1333 буханки хлеба. Акакий Акакиевич в «Шинели» Гоголя получал 400 руб. в год, то есть по 33 руб. в месяц. При этом на обеды он тратил всего 12 руб. в год – это лишь 3% от заработка. Та самая шинель обходилась маленькому чиновнику в 70 руб.

Цены 1913 года в пересчете в рубли 2011 года — http://www.ivpoisk.ru/viewtopic.php?f=54&t=661
Средние зарплаты в России и СССР с 1853 по 2010 годы — http://www.opoccuu.com/wages.htm (а также интересный справочник)

Тяжело ли было бурлакам?

Наиболее активно бурлаки работали на участке от Рыбинска до Астрахани протяженностью 2645 км. Репин показывает ватагу бурлаков (11 человек), идущую «бичевой» по песчаной отмели в безветренный солнечный день. Ход «бичевой» начинался обычно выше устья Камы. Бичевой называлась прочная веревка толщиной 3 дюйма (~ 7,5 см) и длиной порядка 100 саженей (~ 214 м). Длина бичевы выбиралась так, чтобы можно было вести судно по достаточно глубокому месту. В то же время величина угла a гор (рис. 1) не должна была приводить к большим потерям совершаемой работы.

И.Е.Репин точно указал место крепления бичевы (верхняя часть мачты) и ее провис. Казалось бы, бичева должна быть натянута, и крепить ее нужно так, чтобы угол a верт (рис. 2) был как можно ближе к 90°. Все было бы так, если бы бичева была невесома. На деле вес такого каната составлял не менее 2500-3000 Н, и, прикрепляя канат к вершине мачты высотой ~ 30 м, бурлаки основную долю веса «вешали» на мачту. Не случайно бурлаки не любили, когда бичева начинала «трубить», т.е. когда приходилось идти по высокому берегу, и место крепления бичевы оказывалось ниже бурлацкой тропы — «бичевника». Впрочем, такое случалось редко, т.к. размеры судна, его грузоподъемность и высота мачты выбирались опытным путем с учетом высоты берегов и глубины русла Волги.

Тип судна на картине определить нетрудно — это знаменитая волжская расшива. Длина наиболее распространенных расшив грузоподъемностью 20 000 пудов равнялась L» 25м, ширина В» 7,5м, осадка Т» 1,8 м, высота мачты Н» 30м, длина райны (прикрепленной к мачте перекладины), необходимой для движения судна под парусом, также равнялась ~ 30 м.

Расстояние от Астрахани до Н. Новгорода (2172 км) груженые расшивы преодолевали за 2,5-3 месяца, стараясь в основном двигаться под парусом. В безветренные дни в низовьях Волги при быстрых паводковых водах суда двигались подачей (рис. 3). В этом случае вперед судна завозились якоря, и расшива подтягивалась к ним с помощью каната, вытягиваемого бурлаками, идущими по палубе. При этом брался канат в 4-5 раз длиннее и в 1,5 раза толще бичевы, но его вес не слишком осложнял работу. При ходе подачей практически нет потерь в совершаемой работе из-за иной геометрии приложения сил. Тем не менее хорошо известно, что бурлаки предпочитали ход бичевой. Очевидно, дополнительная работа, связанная с завозом якорей, была весьма обременительной.

Попытаемся дать количественную оценку тяжести бурлацкого труда. Опуская проведенные вычисления, получим что сила тяги бурлаков (в соответствии с рис. 1 и 2) рассчитывается по формуле:

F тяги = F сопр /(cos a гор Ч sin a верт).

Точное значение этих углов по картине И.Е.Репина установить невозможно, но ориентировочно, зная длину бичевы, расстояние от бурлацкой тропы до судоходного русла (~ 100 м) и высоту мачты, можно считать произведение cos a гор Ч sin a верт = 0,7-0,8 . Следовательно, сила тяги бурлаков получается равной 3500-4000 Н. При численности ватаги в 10-11 человек, нагрузка на каждого бурлака равна 320-380 Н.

Любой, желающий почувствовать себя «в шкуре» бурлака, должен сделать бурлацкую лямку — кожаный пояс длиной 3 аршина (213,36 см) и шириной 4 вершка (17,78 см) с концами, сшитыми вместе, перекинуть ее через блок, жестко закрепленный на опоре на уровне груди, и укрепить на другом конце груз массой 40 кг (вес 400 Н). Если перекинуть веревку через блок, надеть лямку на грудь и начать двигаться так, чтобы поднять груз, вы почувствуете примерно ту же нагрузку, которую испытывал бурлак. С учетом того, что рабочий день бурлаков длился от рассвета до заката (с небольшим перерывом), получается, что работать бурлаком было действительно трудно! Заметим, что основной вклад в сопротивление вносит течение реки, так что уменьшение скорости течения на 25% снижает нагрузку на 44%, а возрастание на столько же приводит к росту нагрузки на 56%.

Старинные меры длины и веса

1 сажень = 3 аршина = 12 четвертей = 7 футов = 2,1336 м;
1 аршин = 4 четверти = 16 вершков = 0,7112 м;
1 верста = 500 сажен = 1066,8 м;
1 м = 2,38 фут;
1 кГ веса = 2,4419 русского фунта;
1 пуд = 16 кГ веса.

Оригинал взят у ro_land

С давних времен Волга притягивала к себе людей, ищущих воли, решительных, непокорных и отчаянно смелых. Издавна сюда, в понизовье, в край пустынной, практически безвластной и бесконтрольной полосы степей между Золотой Ордой и Русью из разных мест крепостной Руси и даже великого княжества Литовского бежали крестьяне, работные люди, новгородские ушкуйники и литвины-севрюки, решившие жить здесь «по своей воле» подальше от княжеского, боярского или царского гнета. Они и определяли основу знаменитой Волжской вольницы, просуществовавшей на этих землях вплоть до начала XIX века, дух которой долгое время составлял отличительную особенность характера жителей этих мест.

И.Е.Репин, побывавший на Волге в 1870 году, вспоминал о них: «Какой красивый, дородный народ!.. И откуда у них такая независимость, мажорность в разговоре? И эта осанка, полная достоинства? Как ни станет мужик – все красиво. И бабы подходят. Тоже княжны какие-то по складу: рослые, красивые, смелые. Всем здесь говорят "ты" обыватели, и за этим чувствуется равенство. Никакого подхалимства, никакой замашки услужить господам – словом, никакого холопства» .

Слава Волги, как надежного убежища и пристанища всякого вольного бродячего люда, несмотря на многочисленные, подчас жестокие меры царского правительства навести на ней порядок, росла и ширилась год от года, пока сама Волга в представлении многотысячной армии бродяг и беглецов, а их во все века на Руси было немало, не превратилась в некий символ воли и свободы, существующий уже независимо от настоящей реальности в области коллективного бессознательного. Как писал выдающийся психолог К.Г. Юнг, исследовавший природу символа, «символ всегда предполагает, что выбранное выражение является наилучшим обозначением или формулою для сравнительно неизвестного фактически обстояния, наличность которого, однако, признается или требуется... Символ, навязчиво выставляющий свою символическую природу, не должен быть непременно жизненным символом. Он может, например, действовать только на исторический или философский рассудок. Он пробуждает интеллектуальный или эстетический интерес. Жизненным же символ называется только тогда, когда он для зрителя является наилучшим и наивысшим выражением чего-то лишь предугаданного, но еще не познанного» .

И помимо того, что Волга – эта «вольная божья дорога», широкая, раздольная, просторная и могучая – для тысяч и тысяч русских людей служила символом воли и свободы, бурлаки, будучи неотъемлемым атрибутом волжского пейзажа на протяжении не одной сотни лет, неразрывно связанные с рекой и не представлявшие для себя иной жизни, сами являлись неким символом, олицетворяющим ту особенность русского характера, которую русская творческая интеллигенция XVIII-XIX веков, особенно отзывчивая на интуитивное прозрение и озарение, не могла выразить полнее и точнее, нежели чем через обращение к этому метафорически сильному образу. Образ бурлаков, тянущих лямку, сама жизнь их, полная тягот и опасностей, в постоянном борении человеческого духа со стихией и в то же время в неразрывной связи с ней, суровая романтика их быта – все притягивало взгляд случайных и неслучайных свидетелей, задевало то, что позволяло ощутить свое внутреннее глубинное родство с ними, несмотря на их внешнюю непривлекательность и грубость. Реакция на это открытие могла быть различной – от восхищения до полного неприятия, от любви до ненависти; и то и другое зачастую было необъяснимо, непонятно, так как не поддавалось логике и рассудку, еще чаще даже не осознавалось. Именно это порождало такое неоднозначное отношение к бурлакам среди современников этого промысла. Существующая внутренняя потребность выйти за пределы обыденности и повседневной рутины, жажда личной свободы, цельности, простоты, тайное и глубоко запрятанное желание бросить все да уйти на Волгу с бурлаками, а нельзя – положение, статус и т.п. не позволяли, а потому оставалось либо злословить по поводу, либо любить издалека.

В основе любого мифа, понимаемого нами как сказание или предание о том, что было, лежат реальные факты и ценности, на которые со временем наслаиваются наши воззрения на то или иное явление, быстро меняющееся в тех или других исторических условиях. Таким образом кристаллизуется конечная форма мифа, где его мифологическое ядро оказывается спрятанным настолько глубоко, что для смысловой и хронологической расшифровки требуется привлечение самых разнородных материалов и широчайшее поле сопоставлений лингвистических, исторических, фольклорных и иных данных.

Труден путь хронологической расшифровки мифа. По словам Б.А.Рыбакова «иногда мы можем уловить момент забвения первоначального смысла того или иного явления, определить верхний, поздний предел его осмысленного бытования, но бываем бессильны указать его истоки, его первичные формы, время его возникновения» . Не является исключением на этом поприще и миф о бурлачестве вообще и о волжском бурлачестве в частности, окончательно сформированный уже в период упадка этого промысла, в середине и конце XIX века, в пору расцвета обличительных тенденций среди русской и особенно творческой интеллигенции, склонной с присущей нам любовью к крайностям либо идеализировать простой народ, либо превращать его в обыкновенные быдло, не достойное любви и уважения. Достаточно упомянуть следующее высказывание Н.Я.Аристова (1875): «Бурлачество было отребием общества, которое выбрасывало их, как лентяев, воров, пьяниц и никуда негодных членов, заклейменных словом ярыги. Всякий попавший в общество этих бездомовников, особенно молодой парень, подышавший их заразительной атмосферой, точно выходил из острога, способный на всякую кражу и грабеж... Таким образом, как окружающая среда, воспитывавшая бурлаков, действовала на них гибельно, так и они распространяли язву на молодое поколение, которое имело несчастье соприкасаться с ними» .

Сравните с этим первые впечатления И.Е.Репина (1868), будущего создателя известной картины «Бурлаки на Волге»:
«О, боже, зачем же они такие грязные, оборванные! У одного разорванная штанина по земле волочится и голое колено сверкает, у других локти повылезали, некоторые без шапок; рубахи-то, рубахи! Истлевшие – не узнать розового ситца, висящего на них полосами, и не разобрать даже ни цвета, ни материи, из которой они сделаны. Вот лохмотья! Влегшие в лямку груди обтерлись докрасна, оголились и побурели от загара. Лица угрюмые, иногда только сверкнет тяжелый взгляд из-под пряди сбившихся висящих волос, лица потные блестят, и рубахи насквозь потемнели. Вот контраст с этим чистым, ароматным цветником господ.
...Эти промозглые, страшные чудища с какой-то доброй, детской улыбкой смотрят на праздных разряженных бар и любовно оглядывают их самих и их наряды» .

Анализируя достаточно противоречивые высказывания о бурлачестве, становится ясным одно: встреча с бурлаками, несомненно, одно из самых сильных переживаний, которое вольно или невольно испытали все побывавшие на Волге тех далеких лет и оставившие нам свои воспоминания об этом явлении.

Пустые и никчемные люди не остаются в памяти народной, как и те дела, которые они вершат в течение жизни. О них не слагают мифов и легенд, не поют их песен, не оставляют их образов на живописных полотнах. Чтобы понять, кем же на самом деле являлись бурлаки, нам понадобится вернуться к истокам этого промысла и попытаться очистить образ бурлаков от более поздних наслоений, тенденциозности и предвзятости XIX века.

В наше время уже не представляется возможным проследить, кто и когда впервые воспользовался лямкой для взвода речных судов вверх по течению. В разное время бечеву знали во многих государствах Европы и Азии. Известно, что во Франции, на Сене, через участки реки с быстрым течением большие суда тянули на бечеве, в которую впрягалось до двухсот мужчин и женщин из ближайших селений. Как писал знаменитый русский художник и путешественник В.В.Верещагин (1870), отстаивая свое первенство среди живописцев в обращении к этой теме, «и во Франции, и в Германии, и в Египте, и в Испании тащат баржи бечевою, но тысячи народа тащат их только у нас в XIX веке» .

Действительно, чем объяснить столь стремительный рост популярности этого промысла именно у нас в России? Началом бурлачества на реке Волге принято считать XIV век. Именно тогда появляются первые письменные сведения о том, что живущая по берегам беднота нанималась к купцам, чтобы проводить вверх по реке суда с товаром. В XVI веке таких "наймитов" было уже несколько десятков тысяч. В последней четверти XVIII века – 340 тысяч человек. В начале XIX века – 412 тысяч, а в середине XIX века уже около 600 тысяч. И это на одной только Волге. Только ли безысходность положения заставляла людей, и в частности крестьян, а их в общей массе бурлаков насчитывалось более 80 процентов, выбирать бурлацкую лямку? Так сказать, выбор без выбора?

Обратимся к истокам более чем пятивековой истории бурлачества на Волге и попытаемся выяснить, откуда же идут корни этого явления русской жизни. Само собой разумеется, что бурлацкая лямка, или тяга, тесно связана с судоходством. Парусные и весельные суда, хорошо оправдывавшие свое назначение при перевозках грузов вниз по течению, становятся менее удовлетворительными при движении с низовьев реки в ее верховья. Тяжелые большегрузные гребные и парусные суда были не в состоянии справляться с волжской быстриной, и если в низ по течению от Булгара до Итиля древние судоходцы доходили за 20 дней, то на тот же путь обратно им требовалось приблизительно три месяца, а вся путина от устья Волги до Белоозера требовала до шести месяцев непрерывного физического труда и преодоления. Впоследствии немецкие купцы подсчитали, что для подъема 10-15 тонн груза против течения нужны либо лошадь, либо семь-десять человек. Но дело не в расчетах, а в том, кто этим будет заниматься.

А теперь подробнее. Известно, что, начиная с VII века, тогдашние хозяева Волги - волжские булгары и хазары - уже имели большой флот. Они плавали по всему Волжскому бассейну от Итиля (главного города Хазарского Каганата, расположенного ниже современной Астрахани) до Белоозера, служившего крайним передаточным пунктом товаров с Волги на новгородские водные пути до далеких верховьев Камы, по пути в Югру, Самоядь, Биармию. Через древнюю систему волоков булгарские купцы, выступавшие в качестве посредников в торговых связях Древней Руси с Хазарией, Средней Азией, Кавказом и Персией, перебирались в днепровскую систему и доходили водой до Киева.

Торговля востока с севером, особенно с середины Х века, после победы князя Святослава над хазарами, была полностью сосредоточена в руках булгар. На территории этого государства скрещивались главнейшие водные и сухопутные пути, соединявшие его с основными торговыми партнерами востока и запада. И одной из главных статей доходов на рынках Булгарии был живой товар – славянские рабы, высоко ценимые в IX-X веках как на востоке, так и на западе. Несомненно, труд рабов использовался хазарами, а затем и булгарами, как для гребного судоходства, так и для преодоления многочисленных волоков в их торговых экспедициях. Можно предположить, что жившие рядом с этими древними волоками люди (волочане) предлагали свои услуги в перетаскивании судов и грузов за определенную плату, но резоннее заключить, что всю эту работу делали за них невольники без всякого вознаграждения за свой труд.

И если в Хазарии и Волжской Булгарии, как, впрочем, и в других странах, уже существовавшее разделение общества на рабов и рабовладельцев обуславливало широкое применение труда невольников на самых тяжелых и опасных работах, что формировало у последних и соответствующее отношение к своему труду, то в древней Руси, искони не знавшей и презиравшей рабство, дело обстояло совершенно иначе. В удельный период власть князя основывалась не на идеях подданства, а на договорных отношениях свободных обывателей удела и князя, связанных обоюдными выгодами. Свободное общество состояло из трех основных классов: вольные слуги с боярами, слуги дворные, люди черные, городские и сельские. Холопы как несвободные люди не составляли общественного класса и в общественной жизни не участвовали. Пленные, привозимые славянами из военных походов, о чем свидетельствуют историки, содержались наравне с домочадцами и спустя некоторое время обязательно отпускались на свободу.

Промышлять довольно рискованной заморской торговлей ("гостьбой") могли, в первую очередь, воины-дружинники, ремесленники, княжеские и боярские слуги, так как, в отличие от крестьян, их жизнь и благополучие не зависели от занятий земледелием и скотоводством, которое приковывало человека к постоянному месту жительства в течение всего сельскохозяйственного сезона.

Каждый год с наступлением осени киевский князь со своей дружиной объезжал покоренные племена восточных славян и собирал дань: так называемое «полюдье». Дань в сопровождении охраны доставлялась в Киев, где княжеские закрома заполнялись пушниной, кожей, воском, медом. Логичным продолжением полюдья, по мнению В. Перхавко, являлся сбыт излишков дани, который не мог быть организован без участия членов дружины князя, отправлявшихся весной – летом в дальние военно-торговые экспедиции в Византию, Хазарию, Волжскую Булгарию, Германию, Иран, другие страны Востока и Запада» .

Вначале эти военно-торговые караваны формировались только из княжеских дружинников, одинаково заинтересованных и в военной добыче, и в торговле во время похода, легко преодолевающих вследствие своей военной организации все его трудности и перипетии, включая и многочисленные волоки. Впоследствии из этой же когорты выделялась часть, для которой торговля стала основным занятием. Сохранив навыки воинского искусства и организации, первые русские купцы формировали свои полувоенные дружины на добровольной основе, пользуясь для этого устными и письменными договорами. Иначе и быть не могло. Ведь только с завоеванием в 1552 году Казани и в 1556 Астрахани для Руси открылась возможность более или менее свободного движения по всей Волге, до ее устья и далее по Каспийскому морю. До этого и еще долгое время спустя по водному пути приходилось преодолевать чрезвычайные препятствия природного характера: мели, пороги, перекаты, бесконечные волоки и т.п., крайне затруднявшие судоходство, а также испытывать постоянную опасность враждебных нападений инородцев, кочевников и своей же братии – лихих разбойников.

Русский торговый люд был вынужден оставаться одновременно и воином, одинаково владеющим искусством торговли и судовождения, дипломатическим и воинским искусством. Из того далекого прошлого до нас дошел образ удалого купца-ухаря и его судовой рати, не менее удалых гребцов-молодцов, умело управлявшихся веслом и мечом, способных дружно, рука об руку преодолевать все трудности рискованного и опасного путешествия. Гулевая, полная опасностей и приключений жизнь древнерусского судоходца-повольника со всей его любовью и привязанностью к реке и одновременно полной зависимостью от нее, случайностью удачи, богатства и благополучия, грубость и жестокость окружавшей его действительности способствовали формированию характера буйного, бесшабашного, своевольного, сопряженного с энергией, отвагой и предприимчивостью.

Памятуя о глубокой древности славянских народов и их давней излюбленной привычке селиться по берегам рек, вследствие чего, как считают некоторые исследователи, они и получили свое имя руссы, россы, что означает «живущие у воды», несомненно, славяне издревле были прекрасными судоходцами. Места вдоль рек и речные долины привлекали многочисленные славянские племена не только возможностями рыбной ловли, земледелия, но и тем, что реки предоставляли возможность широкого общения родов между собой. Первобытные суда-челноки из цельного бревна, у которого сердцевина выдалбливалась или выжигалась, со временем сменились на челны и лодки с рамой из дерева, обшитые мягкой древесной корой-берестой (отсюда: кора – корабль) или шкурами животных и обмазанные водонепроницаемым материалом, использовались нашими предками от Ладоги до Волги включительно. Ладьи – сравнительно легкие суда древних руссов, тем не менее поднимавшие на борт, по свидетельству летописца (913-914 гг. н.э.), от семидесяти до ста вооруженных воинов, могли переноситься на руках либо перетаскиваться на значительные расстояния из одной реки в другую при помощи лыж, катков или даже подставных колес, как это наблюдалось в более позднее время.

Таким образом, к началу X - XI века славяне наладили обширную торговлю не только на огромной территории расселения родственных с ними племен, но и с народами очень отдаленных от них стран: Византии, Хазарии, Скандинавии, Германии, Ирана и других. Для этого им приходилось не только плавать по рекам, включая давно освоенные ими Днепр, Дон и Волгу, но и бороздить на своих ладьях воды Балтийского, Черного, Азовского и Каспийского морей.

Из более дальнего далека, из таинственной глубины славянской истории и его древнеарийского прошлого, за многие века до начала нашего летоисчисления, когда предкам славян приходилось осваивать и развивать свое речное судоходство, совершенствуя век за веком мастерство и умение в нем, видится нам и происхождение слова бурлак. Ибо именно тогда, когда судоходство было сопряжено с многочисленными волоками судов из реки в реку, а предки славян активно взаимодействовали с древними ариями, формируя в том числе и свой язык, могло родиться это слово, где бур- (бар-, бор-, бр-) означало тяжелую работу, груз, ношу (бхара, бхур – на санскрите), а лак – переправу, передвижение, переход (санскритское ланг – переходить, переправляться, передвигаться). Это в целом означает «передвигать тяжелую ношу, груз», что тем самым отодвигает историю зарождения бурлачества в глубокое прошлое, а не ограничивает его только XIV-XIX веками. В связи с этим татарское буйдак (бездомный, беспутный человек), носящее скорее уничижительный характер, свойственный для отношения завоевателя к порабощенным и эксплуатируемым им людям, можно признать производным от него и, несомненно, более поздним по происхождению. Ведь монголо-татары, разгромившие Булгарское царство в 1236 году, никогда, как свидетельствует история, не бывшие искусными рекоходцами и учившиеся сему делу у покоренных ими народов, использовали для обслуживания великого Волжского пути труд подневольных русских, булгар и мордвы. И даже более того, специально селили своих невольников для этой цели на местах волоков и переправ.

По мере дальнейшего расслоения русского общества, укрепления внешних границ государства и удешевления рабочей силы члены дружины из «сотоварищей» превращаются в наемных судорабочих, в обыкновенную «сволочь» (от слов волок, волочить). И хотя плавание по Волге ни в XVI, ни в последующие века из-за многочисленных шаек разбойников, своих и иноплеменных, хозяйничающих по ее берегам, не становилось менее опасным, купцы, в целях собственной безопасности, объединялись в купеческие караваны, плавающие под охраной царских войск, а судорабочие – в бурлацкие ватаги, или артели, со своим кодексом чести, понятием о товариществе, со своим языком, круговой порукой и ответственностью всех за каждого своего члена.

Во все века существовало своеобразное посвящение в бурлаки, восходящее в своей основе к древним обрядам инициации. Вот как его описывают художники братья Г. и Н. Чернецовы, совершившие в 1838 году путешествие по Волге и оставившие нам свои воспоминания о нем: «Перед Юрьевцем-Поволжским возвышенность правого берега Волги становится значительнее, в составе ее находится Жареной Бугор, который есть первостепенное урочное место на Волге для совершения обряда над новопроплывающими на судах мимо его бурлаками и другими; к этому же разряду принадлежит и Крестовая гора, делающая собою границы губерний Костромской с Нижегородскою на правом берегу Волги, но Жареной Бугор имеет первенство против всех урочных пунктов по Волге для выполнения принятого обычая над новичками бурлаками, что бывает почти неизбежно, исключая того времени, когда суда плывут мимо Бугра при попутном ветре под парусами и можно отделаться откупом по сей части. Это что-то вроде как при переходе через экватор. Там комический обряд совершается торжественно под председательством Нептуна и его сожительницы, и вода океана играет важную роль, а здесь, на Жареном Бугре, лямки, которыми жарят по спинам вбегающих на него по крутому песчаному косогору с криками "Жарь его!", и эта погоня прекращается по постановлению тогда только, когда вбегающий достигнет вершины Бугра. При переходе через экватор обряд принят давно и здесь давно; там при сем случае просвещенные мореплаватели сами способствовали своим экипажам в исполнении церемониала принятия обряда, а здесь лоцман не может отказать ребятам своим в потехе на Жареном Бугре, кроме разве только тогда, когда попутный ветер, способствующий к ходу судов, не позволит этого сделать; вероятно, и при перевалке через экватор буря океана также заставит отложить потеху, принятую в обычай, здесь, при Жареном Бугре, в обыкновение» .

Вне всякого сомнения, бурлачество, как и любое явление в нашей действительности, переживало свое зарождение, расцвет и упадок. Под пылью более поздних наслоений терялся подлинный смысл обычаев и традиций, менялся качественный состав бурлацких ватаг, уходили в прошлое основные принципы их жития. Оставался неизменным лишь главный стержень бурлачества, его коренная основа – непреодолимая любовь к воле. Звучит парадоксально, но именно она испокон веку служила отличительным свойством коренных бурлаков, «водохлебов», как их еще называли. Любовь к вольной жизни заставляла их убегать от всякого закона, определенности и размеренности крестьянского быта.

Из документов XVII века мы узнаем, например, что «...многие места в России глухие на 500 верст и более без городов – прямые убежища разбойникам и всяким беглым беспашпортным людям. Примером служить может пространство около реки Ветлуги (притока Волги – прим. мое), которая 700 верст течением простираясь от вершины до устья, не имеет при себе ни единого города. Туда с Волги укрывается великое множество бурлаков зимой, из коих немалая часть разбойников. Крестьяне содержат их всю зиму за полтину с человека, а буде что он работает, то кормят без платы, не спрашивая пашпорта...» . А лишь стаивал снег, вся эта масса бродяг вновь оказывалась на Волге. До какой огромной массы доходило количество речного бродячего люда, занимавшегося бурлачеством и разбоем, можно видеть из красноречивого свидетельства указа о второй крестьянской ревизии 1748 года: в то время было официально зарегистрировано 200 тысяч человек только таких бродяг, которые заявили себя не помнящими родства. Удаль, размах, молодечество не вписывались в рамки обычной общественной жизни, пугали обывателя, раздражали тех, кто такие рамки создавал. Эти качества сближали бурлаков с лихими разбойными людьми, и они же отправляли их после упадка бурлацкого промысла на Волге обживать новые земли в оренбургских и уфимских степях, в Зауралье и Сибири.

Наибольшего своего развития, как уже говорилось выше, бурлацкий промысел достиг в 40-е годы XIX столетия, когда количество бурлаков, тянувших лямку на Волге, было сравнимо с армией Наполеона, более века назад вторгшегося в Россию, и доходило до 600 тысяч человек. В первую очередь, это было связано с расцветом судового промысла, в частности расшивного, представляющего собой кульминационную точку деревянного волжского судостроения. Спрос на бурлацкую силу, рождавший предложение, с одной стороны, а с другой – крайняя нищета населения России, безысходные попытки, часто небезосновательные, большинства крестьян выбраться из нужды и крепостной зависимости с помощью бурлацкой лямки. Затем начался спад бурлачества, чему в немалой степени способствовали появление и развитие на Волге пароходства, катастрофическое мелководье в течение двух навигаций подряд (в 1858 и 1859 годах), разорение большинства судовладельцев, страшная холера 1848 года, строительство Самаро-Златоустовской и Уральской железных дорог.

Но прежде того времени, когда начался стремительный закат промысла, пока к концу XIX века за горизонтом российской жизни он не пропал вовсе, из него исчезло главное, что питало его долгие годы на протяжении сотен лет, что было его содержанием и составляло главную притягательную силу и суть бурлачества, – любовь к воле. Именно об этом говорит старый бурлак в автобиографических записках В.Гиляровского, вспоминая былое: «Да, разве такой тогда бурлак был? Что теперь бурлак? Из-за хлеба бьется! А прежде бурлак вольной жизни искал. Конечно, пока в лямке под хозяином идешь, послухмян будь... Так разве для этого тогда в бурлаки шли, как теперь, чтобы получить путинные да по домам разбрестись? Да и дома-то своего у нашего брата не было...» .

Вглядимся еще раз в картину И.Е.Репина «Бурлаки на Волге», написанную в 1873 году, когда бурлачество практически уже доживало свой век. Мы не увидим в ней артели, где «во время хода судов и до привала их на ночлег все бурлаки жили и работали одним сердцем» и этим сердцем была воля сплавщика и его команда. Кучка нищих, разрозненных, ничем кроме общей бечевы не связанных друг с другом людей темной массой надвигается на зрителя. Как отмечали еще современники И.Е.Репина, в этой картине нет хора, и каждая личность в ней не поет в унисон. А мы можем добавить: в ней нет исторической правды, ибо неверно передана структура бурлацкой ватаги, количество бурлаков по отношению к судну, которое они тянут, хотя она и исключительно правдива по сути изображаемого. Сюжет этой потрясающей картины, воспринимаемый нами спустя столетие после написания больше как символ, нежели как историческая реальность далекого прошлого, звучит своеобразным провозвестием нашего сегодняшнего времени, в котором мы, россияне, забывшие о своих корнях, разделенные в своей каждодневной борьбе за место под солнцем и за хлеб насущный, будем искать общую дорогу на пути к своим истокам. Шилом моря не нагреешь, и от бурлачества не разбогатеешь, говорит старинная бурлацкая пословица. Перемещение акцента в позднем бурлачестве на материальное привело к угасанию самого духа его, а вслед за этим и промысла как такового.

Однако ничто не возникает ниоткуда, и ничто не исчезает в никуда. Закрепление определенных черт и качеств в национальном характере требует многих и многих лет, повторяющих одни и те же условия, сотен и тысяч поколений, вырастающих в них, плотью и кровью впитывающих опыт своих предшественников, своих предков. Повторяя, приумножая и накапливая опыт, мы, наконец, доходим до того момента, когда количество повторений неотвратимо переходит в качество, которое у нас уже не отнять никакими внешними потрясениями и переменами. Спаянность и мощь бурлацкой ватаги, работающей на грани человеческих сил и возможностей, для которой Волга была и матерью, и кормилицей, и олицетворением свободной воли и с которой она была связана неразрывными узами многие сотни лет, стали достоянием нашего характера, нашей национальной культуры, а в конечном итоге каждого из нас.

Бурла́к — наёмный рабочий в России XVI — начала XX веков, который, идя по берегу (по т. н. бечевнику), тянул при помощи бечевы речное судно против течения. В XVIII—XIX веках основным типом судна, водимым бурлацким трудом, была расшива. Бурлацкий труд являлся сезонным. Лодки тянули по «большой воде»: весной и осенью. Для выполнения заказа бурлаки объединялись в артели. Труд бурлака был крайне тяжёлым и монотонным. Скорость передвижения зависела от силы попутного или встречного ветра. При попутном ветре на судне (расшиве) поднимался парус, который значительно ускорял передвижение. Выдерживать темп движения бурлакам помогали песни. Одной из известных бурлацких песен является «Эх, дубинушка, ухнем», которая обычно пелась для координации сил артели в один из самых тяжёлых моментов: страгивании расшивы с места после подъёма якоря.

Когда Достоевский увидел эту знакомую нам с детства картину Ильи Репина «Бурлаки на Волге», он очень обрадовался, что художник не вложил в нее никакого социального протеста. В «Дневнике писателя» Федор Михайлович заметил: «...бурлаки, настоящие бурлаки и более ничего. Ни один из них не кричит с картины зрителю: «Посмотри, как я несчастен и до какой степени ты задолжал народу!»

Достоевский не мог даже представить, сколько банальностей еще будет сказано об этой картине и каким бесценным документом она будет теперь для тех, кто захочет понять организацию труда бурлаков.
1. Бечевник
Истоптанная прибрежная полоса, по которой ходили бурлаки. Император Павел запретил здесь строить заборы и здания, но этим и ограничился. Ни кусты, ни камни, ни топкие места с пути бурлаков не устраняли, так что написанное Репиным место можно считать идеальным участком дороги.

2. Шишка — бригадир бурлаков
Им становился ловкий, сильный и опытный человек, знавший много песен. В артели, которую запечатлел Репин, шишкой был поп-расстрига Канин (сохранились наброски, где художник указал имена некоторых персонажей). Бригадир чалился, то есть крепил свою лямку, впереди всех и задавал ритм движения. Каждый шаг бурлаки делали синхронно с правой ноги, затем подтягивая левую. От этого вся артель на ходу покачивалась. Если кто-то сбивался с шага, люди сталкивались плечами, и шишка давал команду «сено — солома», возобновляя движение в ногу. Чтобы поддерживать ритм на узких тропинках над обрывами, от бригадира требовалось большое умение.

Подшишельные — ближайшие помощники шишки, чалившиеся справа и слева от него. По левую руку от Канина идет Илька-моряк — артельный староста, закупавший провиант и выдававший бурлакам их жалованье. Во времена Репина оно было небольшое — 30 копеек в день. Столько, например, стоило пересечь на извозчике всю Москву, проехав со Знаменки в Лефортово. За спинами подшишельных чалились нуждавшиеся в особом контроле.

«Кабальные» , как человек с трубкой, еще в начале пути успевали промотать жалованье за весь рейс. Будучи в долгу перед артелью, они работали за харчи и не особо старались.

Кашеваром и сокольным старостой (то есть ответственным за чистоту гальюна на корабле) был самый молодой из бурлаков — деревенский парень Ларька, испытывавший на себе настоящую дедовщину. Считая свои обязанности более чем достаточными, Ларька порой скандалил и демонстративно отказывался тянуть лямку.

«Халтурщики»
В каждой артели попадались и просто нерадивые, как этот человек с кисетом. При случае они были не прочь переложить часть ноши на плечи других.

7. «Надзиратель»
Сзади шли самые добросовестные бурлаки, понукавшие халтурщиков.

8. Косный или косной
Косный или косной — так назывался бурлак, замыкавший движение. Он следил, чтобы бечева не цеплялась за камни и кусты на берегу. Косный обычно глядел под ноги и чалился особняком, чтобы иметь возможность идти в собственном ритме. В косные выбирали опытных, но больных или слабых.

9-10. Расшива и флаг
Вид барки. На таких возили вверх по Волге эльтонскую соль, каспийскую рыбу и тюлений жир, уральское железо и персидские товары (хлопок, шелк, рис, сухофрукты). Артель набиралась по весу груженого судна из расчета примерно 250 пудов на человека. Груз, который тянут вверх по реке 11 бурлаков, весит не менее 40 тонн.
К порядку полос на флаге относились не силшком внимательно, и часто поднимали вверх ногами, как здесь.

11 и 13. Лоцман и водолив
Лоцман — человек на руле, фактически капитан корабля. Он зарабатывает больше всей артели, вместе взятой, дает указания бурлакам и производит маневры как рулем, так и блоками, регулирующими длину бечевы. Сейчас расшива делает поворот, обходя мель.
Водолив — плотник , который конопатит и ремонтирует судно, следит за сохранностью товара, несет за него материальную ответственность при погрузке и разгрузке. По договору он не имеет права покидать расшиву во время рейса и замещает хозяина, руководя от его имени.

15. Резьба на расшиве
С XVI века волжские расшивы было принято украшать затейливой резьбой. Считалось, что она помогает кораблю подняться против течения. Лучшие в стране специалисты по топорной работе занимались именно расшивами. Когда в 1870-е годы пароходы вытеснили с реки деревянные барки, мастера разбрелись в поисках заработка, и в деревянном зодчестве Средней России наступила тридцатилетняя эпоха великолепных резных наличников. Позднее резьба, требующая высокой квалификации, уступила место более примитивному выпиливанию по трафарету.

Бурлаки на Волге. Вид с корабля.

Были и женские артели:

Женщины-бурлаки были не только в России

В Западной Европе (например, в Бельгии, Нидерландах и Франции, а также в Италии) передвижение речных судов с помощью живой силы и тягловых животных сохранялось до тридцатых годов XX века. А вот в Германии использование живой силы прекратилось уже во второй половине XIX века.

Тяжело ли было бурлакам?

Ни одна река в мире не знала такого размаха бурлачества, как Волга. Главная причина этого — чисто физическая: почти на всей судоходной части реки скорость течения не слишком велика. Ниже мы покажем прямую связь скорости течения с физической нагрузкой, приходящейся на каждого бурлака.
Наиболее активно бурлаки работали на участке от Рыбинска до Астрахани протяженностью 2645 км.

Репин показывает ватагу бурлаков (11 человек), идущую «бичевой» по песчаной отмели в безветренный солнечный день. Ход «бичевой» начинался обычно выше устья Камы. Бичевой называлась прочная веревка толщиной 3 дюйма (~7,5 см) и длиной порядка 100 саженей (~ 214 м). Длина бичевы выбиралась так, чтобы можно было вести судно по достаточно глубокому месту. В то же время величина угла aгор (рис. 1) не должна была приводить к большим потерям совершаемой работы.

И.Е.Репин точно указал место крепления бичевы (верхняя часть мачты) и ее провис. Казалось бы, бичева должна быть натянута, и крепить ее нужно так, чтобы угол aверт (рис. 2) был как можно ближе к 90°. Все было бы так, если бы бичева была невесома. На деле вес такого каната составлял не менее 2500-3000 Н, и, прикрепляя канат к вершине мачты высотой ~ 30 м, бурлаки основную долю веса «вешали» на мачту. Не случайно бурлаки не любили, когда бичева начинала «трубить», т.е. когда приходилось идти по высокому берегу, и место крепления бичевы оказывалось ниже бурлацкой тропы — «бичевника». Впрочем, такое случалось редко, т.к. размеры судна, его грузоподъемность и высота мачты выбирались опытным путем с учетом высоты берегов и глубины русла Волги.

Тип судна на картине определить нетрудно — это знаменитая волжская расшива. Длина наиболее распространенных расшив грузоподъемностью 20 000 пудов равнялась L»25м, ширина В»7,5м, осадка Т»1,8 м, высота мачты Н»30м, длина райны (прикрепленной к мачте перекладины), необходимой для движения судна под парусом, также равнялась ~ 30 м.

Расстояние от Астрахани до Н. Новгорода (2172 км) груженые расшивы преодолевали за 2,5-3 месяца, стараясь в основном двигаться под парусом. В безветренные дни в низовьях Волги при быстрых паводковых водах суда двигались подачей (рис. 3). В этом случае вперед судна завозились якоря, и расшива подтягивалась к ним с помощью каната, вытягиваемого бурлаками, идущими по палубе. При этом брался канат в 4-5 раз длиннее и в 1,5 раза толще бичевы, но его вес не слишком осложнял работу. При ходе подачей практически нет потерь в совершаемой работе из-за иной геометрии приложения сил. Тем не менее хорошо известно, что бурлаки предпочитали ход бичевой. Очевидно, дополнительная работа, связанная с завозом якорей, была весьма обременительной.

опытаемся дать количественную оценку тяжести бурлацкого труда. Так как судно движется с постоянной скоростью, проекция силы тяги на направление движения равна силе сопротивления водного потока:

Fтяги = Fсопротивл.

В справочнике «Спутник механика» («Vade Mecum») Бернулли, впервые переведенном и изданном в России в 1864 г., можно найти следующее утверждение: «Сопротивление движению судна пропорционально погруженной части наибольшего поперечного сечения судна, а также квадрату скорости судна». Выведем соответствующую формулу в современных обозначениях. Качественно она получается, если вспомнить, что по 2-му закону Ньютона сила равна изменению импульса в единицу времени. Запишем передаваемый за время Dt импульс водного потока, падающего ортогонально на погруженную в воду пластину площадью S, в виде:

P = mv = rVv = rSЧDtЧvЧv = rSv2Dt.

Здесь r — плотность воды, v — скорость потока воды. Отсюда сила сопротивления равна:

F = (Cx/2)rSv2.

Безразмерный коэффициент Cx определяется экспериментально для каждого конкретного судна и зависит от обтекаемости. В современных реальных расчетах с помощью нескольких безразмерных параметров учитывается также трение воды о всю смоченную поверхность. Однако для оценки достаточно приведенной формулы.

При движении расшивы против течения следует помнить, что скорость водного потока, оказывающего сопротивление движению, равна сумме скорости течения реки v1 и скорости движения бурлаков v2.

Конкретные значения скорости течения Волги во времена Репина можно найти в словаре Брокгауза и Ефрона. Весной, в мае, скорость течения изменялась от 2,5 фут/с в верховьях до 7,7 фут/с ниже Саратова. Летом эти цифры уменьшались до 1,5 фут/с и 3 фут/с соответственно. На плесах, ровных участках реки, удобных для судоходства, можно принять скорость течения 2,3 фут/с. Из описаний труда бурлаков следует, что «без ветра, бичевой» они преодолевали в день по берегу от 5 до 10 верст. Таким образом, их скорость равнялась 0,3-0,6 фут/с. Если взять большее значение, то вычисления по формуле Бернулли, которые мы не приводим, показывают, что сила сопростивления движению расшивы на волжских плесах равнялась примерно 2400 Н.

К этой цифре необходимо добавить сопротивление, создаваемое рулем, который необходимо всегда держать под некоторым углом к направлению течения, иначе расшива воткнулась бы в берег. Для плоской пластины безразмерный коэффициент Сx = 1,1, площадь руляSруля = 6 м2, и, принимая aруля = 10°, находим по формуле:

Fсопр. руля = (Cx/2)rЧSЧsin aруля Чv2,

так что дополнительное сопротивление руля равно примерно 400 Н.

Сила тяги бурлаков (в соответствии с рис. 1 и 2) рассчитывается по формуле:

Fтяги = Fсопр/(cos aгорЧsin aверт).

Точное значение этих углов по картине И.Е.Репина установить невозможно, но ориентировочно, зная длину бичевы, расстояние от бурлацкой тропы до судоходного русла (~ 100 м) и высоту мачты, можно считать произведение

cos aгорЧ sin aверт = 0,7-0,8.

Следовательно, сила тяги бурлаков получается равной 3500-4000 Н. При численности ватаги в 10-11 человек, нагрузка на каждого бурлака равна 320-380 Н.

Любой, желающий почувствовать себя «в шкуре» бурлака, должен сделать бурлацкую лямку — кожаный пояс длиной 3 аршина (213,36 см) и шириной 4 вершка (17,78 см) с концами, сшитыми вместе, перекинуть ее через блок, жестко закрепленный на опоре на уровне груди, и укрепить на другом конце груз массой 40 кг (вес 400 Н). Если перекинуть веревку через блок, надеть лямку на грудь и начать двигаться так, чтобы поднять груз, вы почувствуете примерно ту же нагрузку, которую испытывал бурлак. С учетом того, что рабочий день бурлаков длился от рассвета до заката (с небольшим перерывом), получается, что работать бурлаком было действительно трудно! Заметим, что основной вклад в сопротивление вносит течение реки, так что уменьшение скорости течения на 25% снижает нагрузку на 44%, а возрастание на столько же приводит к росту нагрузки на 56%.

Старинные меры длины и веса
1 сажень = 3 аршина = 12 четвертей = 7 футов = 2,1336 м;
1 аршин = 4 четверти = 16 вершков = 0,7112 м;
1 верста = 500 сажен = 1066,8 м;
1 м = 2,38 фут;
1 кГ веса = 2,4419 русского фунта;
1 пуд = 16 кГ веса.

Для начала: "Первый русский пароход был построен на Неве в 1815 г. владельцем механико-литейного завода в Петербурге Карлом Бердом". Он совершал рейсы между Санкт-Петербургом и Кронштадтом. "Первый пароход в Волжском бассейне появился на Каме в июне 1816 г.". "В 40-х годах XIX в. появляются пароходы и на реках Сибири" ().

Очень хорошо, подумал я. А к какому периоду относится картина Репина? Задумана в 1869 году, закончена в 1873, т.е. по прошествии 50 (!) с лишним лет после появления пароходов в Волжском бассейне. И за все это время бурлачество не исчезло?

В этой связи читаю:

"Картина Репина «Бурлаки на Волге», законченная в 1873 году, изображала уходящую натуру (как и строки Некрасова «Выдь на Волгу: чей стон раздается / Над великою русской рекой? / Этот стон у нас песней зовется — / То бурлаки идут бечевой!»), ибо золотой век волжского бурлачества был к тому времени далеко позади. Если в начале XIX века бурлаков в России насчитывалось до 600 000 человек, то уже к середине столетия их оставалось менее 150 000. Причем первыми вытеснять их начали не паровые двигатели, а лошади. Коноводные суда были первой попыткой заменить человека в качестве тягловой силы". ()

"Как известно, после написания картины "Бурлаки" И.Е. Репин подвергся критике одного из министров:

"- Hy, cкaжитe, paди бoгa, кaкaя нeлeгкaя вac дepнyлa пиcaть этy нeлeпyю кapтинy? Вы, дoлжнo быть, пoляк?.. Hy кaк нe cтыднo - pyccкий?.. Дa вeдь этoт дoпoтoпный cпocoб тpaнcпopтoв мнoгo yжe cвeдeн к нyлю, и cкopo o нeм нe бyдeт и пoминy."

Говоря современным языком: "фальсифицируете Вы, Илья Ефимович, историю. Нет у нас таких пережитков, потому как докладывают, у нас - сплошная модернизация, паровозы и пароходы".

Это было в начале 1870-х. А в начале 1880-х Н.Боголюбов в “Истории корабля” посвящает бурлачеству целую статью, где указывает:

"Теперь, когда живую силу заменил пар, оно значительно ослабло, но нельзя сказать, чтобы совершенно исчезло. И теперь можно встретить бурлаков запряженных в лямки и тащащих за бечеву судно, сопровождая тягу заунывной песней больше для такта, по тем рекам, где не ходят пароходы, и на речках, удобных для сплава только при разливах, да и на больших реках оно еще не вывелось " ()

О как, "не вывелись"! И это при том, что конкуренцию со стороны пароходов, к тому времени, бурлакам составляла и железная дорога, темпами строительства которой так любях хвастать господа французскобулочники. А они, "не вывелись"!

Так когда же они "вывелись"?

На некоторых фото, которые я привел в этом посте есть вполне точная датировка. Посмотрите и сделайте выводы сами...

Репин. "Бурлаки на Волге". Фрагмент

Бурлак на Волге, 1904г.

Бурлаки на Ладожском канале, 1900 гг.

Отдыхающие бурлаки

"... вот наступает 20—й век, век прогресса и технических революций, а бурлачество все существует. На фотографии 1910- года в лямку впряжены уже женщины.

Женщины-бурлачки тянут баржу на реке Суре в Нижегородской губернии. 1910г. Фотография начала XX в. фотографа З.З.Виноградова. Из фондов Государственного исторического музея в Москве.

К фото выше

В чем же дело?

Патриотически настроенный современник уверенно объясняет: выгодно это было мужику (ну и бабе - тем более), заработки, мол, были большие: “Пройдя с баржой от Царицына до Нижнего бурлак зарабатывал столько, что мог купить дом в деревне.”

То, что заработок бурлака был большим для мужика - правда. Тут и Репина в качестве свидетеля можно использовать. Вспоминает он, как его поразила фраза одного из мужиков, признался, что 20-ти рублей ему бы хватило на всю жизнь.

“Heвoльнo дyмaлocь: "Kaкoв бюджeт y этиx бoбылeй. Двaдцaть pyблeй - тaк этo кaпитaл eмy нa вcю жизнь, дa и тoт oн зapыл бы в зeмлю, дa тaк и yмep бы, никoмy нe oткpыв cвoeгo клaдa". И.Е.Репин “Далекое близкое”

А вот какой резон был платить хозяину такие суммы, если содержание лошадей обходилось намного меньше, чем цена домиков в деревне? Вот с этим явная нестыковка.

Хотя, на мой взгляд, ответ - на поверхности - человеческий труд был намного дешевле, чем лошадиный, а бабий труд - еще дешевле.

“Доля бурлака, как видит читатель, не завидная,— труд зачастую не по силам, труд бессмысленный, притупляющий умственные способности, всякого рода лишения и в будущем та же нужда, какая была и при начале”- свидетельствует Боголюбов в конце своей статьи.

Почему же не заработать было мужикам-босякам на домик в деревне? Да потому, что цена рабочей силы зависела от предложения, а желающих заработать на таких работах по всей России было в избытке. Вот и женщины уже стали составлять конкуренцию, сбивая цены солидным артельным мужикам. Женщины, как правило, оплачивались (и соглашались на такую оплату) еще меньше, чем мужчины." ()

Сибирская женская каторга. Бурлачки за работой 1903 г.