Венгерская культура. Музыкальная культура Венгрии во второй половине XIX века. Официальный язык Венгрии

В 1526 году в битве с турками при Мохаче Венгрия на три с половиной столетия утратила государственную независимость. Ее большая часть вплоть до конца XVII века находилась под игом турок; западная же Венгрия вместе с Чехией оказалась под властью австрийских Габсбургов. Страна была раздроблена на три части, из которых только Эрдейское княжество (Трансильвания), лавируя между двумя могущественными владыками, сохраняло относительную независимость.

На протяжении XVII века австрийцы постепенно вытеснили турок из Венгрии, но национальный гнет не ослабел. Ответом служили многочисленные восстания, потрясавшие всю страну. Наиболее грозной была война куруцев («крестоносцев» - в основном крепостных крестьян), возглавленная трансильванским князем Ференцем Ракоци II, которая продолжалась восемь лет (1703-1711). Народные песни прославляли доблесть куруцкого воинства, а после разгрома восстания оплакивали горестную судьбу изгнанников.

С 1784 года по всей Австрийской империи государственным, языком объявляется немецкий - таким путем Габсбурги пытались подчинить своему влиянию многонациональную страну. На этом языке учили в иезуитских школах, в которые принимали, лишь детей, говорящих по-немецки, на этом языке шли театральные представления. В защиту родного языка подымается мощное патриотическое движение, охватившее самые различные слои населения.

Это движение совпало с новой волной национально-освободительной борьбы, обострившейся под влиянием революционных событий во Франции. В конце XVIII века в Венгрии возникают тайные заговорщицкие организации, ставившие своей целью не только освобождение от власти Габсбургов, но и революционное переустройство общества, установление республиканского режима. Заговор был раскрыт, многие участники его казнены, другие заточены в тюрьмы или изгнаны из страны. Среди них первые венгерские просветители: переводчик «Марсельезы» поэт Ференц Верешеги , поэт и критик Ференц Казинци . Спасшись от смертной казни и выйдя из тюрьмы после семилетнего заключения, Казинци возглавил литературную жизнь Венгрии начала XIX века.

Широкое просветительское движение привело к возникновению ряда национальных культурных организаций:

1779 - организуется «Венгерское патриотическое товарищество» в Пеште.
1789 - издается на родном языке литературный журнал «Венгерский музей».
1790 - даются спектакли венгерской театральной труппы в Буде (за шесть недель поставлено девятнадцать пьес).
1793 - премьера в Буде первой венгерской комедии с музыкой («Принц Пикко и Ютка Пержи» Йожефа Худи).
1796 - начинаются представления передвижных трупп венгерского «бродячего театра», актеров которого народ назвал «апостолами венгерского языка».
1819 - открывается консерватория в Коложваре (ныне Клуж - Румыния).
1822 - поставлена первая венгерская опера (на исторический сюжет) «Бегство Белы» Йожефа Рузички.
1825 - учреждается венгерская Академия наук.

Деятелями первой волны просветительства - движения за «обновление языка и возрождение литературы» - являются крупные поэты и драматурги: Михай Фазекаш (1766-1828) - автор популярнейшей антикрепостнической поэмы «Мати Лудаш» (1804), в которой воспеваются ум, сметка и находчивость простого крестьянского парня, мстящего помещику за притеснения; имя этого веселого народного героя стало в Венгрии нарицательным; Михай Витез Чоконаи (1773-1805) - живший в нищете и безвременно погибший от чахотки драматург и поэт, писавший стихи в духе народных песен, поэты следующих поколений называли его своим учителем; Ференц Кёльчеи (1790-1838) - автор патриотических стихов, в их числе «Гимн» (1823).

В тот же период творит крупнейший венгерский драматург Йожеф Катона (1792-1830). Его основное произведение - историческая драма «Банк-бан» (Банк - вегерская форма имени Бенедикт; бан - наместник, правитель, воевода.) , в которой с огромной силой запечатлена ненависть народа к чужеземным угнетателям и впервые на венгерской сцене выведен образ крепостного крестьянина, гневно обличающего правителей - виновников бедствий родной страны (Это крупнейшее достижение венгерской драматургии долгие годы оставалось неизвестным: пьеса, написанная в 1815 и переработанная в 1820 году, впервые была поставлена через три года после смерти Катоны в маленьком провинциальном городке и только в 1839 году попала на сцену Национального театра в Пеште, где потерпела провал. Лишь в предреволюционные годы пьеса «Банк-бан» получила признание и была по требованию народа исполнена в первый день революции - 15 марта 1848 года.) .

Второй этап освободительной борьбы получил название «эпохи реформ» (1825-1848). В 1825 году, после тринадцатилетнего перерыва, снова собрался венгерский сейм; здесь был поднят вопрос о правах венгерского языка (официально признан лишь в 1844 году). Во главе либералов стоял граф Иштван Сеченьи ; демократическое крыло возглавлял Лайош Кошут (1802-1894) - будущий вождь революции 1848-1849 годов. Поэты и писатели этого второго поколения группируются вокруг альманаха «Аврора» (1822). Их творчество знаменует расцвет романтизма.

Среди них Йожеф Этвёш (1813-1871), автор исторического романа о крупнейшем крестьянском восстании под руководством Дьёрдя Дожи «Венгрия в 1514 году», общественный деятель, министр просвещения в первом венгерском правительстве после революции 1848 года; Янош Гараи (1812-1853), воплотивший в двух небольших поэмах образ популярнейшего героя народных сказок - отставного солдата, хвастуна и враля Яноша Хари (На основе этих стихотворений написана комическая опера «Янош Хари» Золтана Кодая (1926).) .

В предреволюционную эпоху выдвигаются два крупнейших поэта: Михай Вёрёшмарти (1800-1855), в чьих мрачных, трагических стихах отчаяние своеобразно сочетается с верой в грядущую революцию, и Шандор Петёфи (1823-1849). «У прекрасной, огневой венгерской нации нет более великого сына, чем он,- писал о Петёфи чешский поэт Ян Неруда.- Если бы об этой нации мы не знали ничего и знали бы только стихи Петёфи, то этим самым мы нащупали бы ее тончайшие нервы». Гениальный поэт Венгрии, Петёфи отдал не только свой талант, но и жизнь делу революции - он погиб в одном из последних боев 1849 года.

Подъем освободительного движения, наряду с расцветом литературы и театра, вызвал рост музыкальной культуры. Большим событием в жизни страны явилось открытие Национального театра (1837), где шли параллельно оперные и драматические спектакли на венгерском языке. Вслед за консерваторией в Коложваре открывается консерватория в Араде (1833) и, наконец, в Пеште (1840). Открытие столичной консерватории состоялось благодаря усилиям Листа, который в первый же свой приезд на родину дал ряд благотворительных концертов в фонд основания консерватории. Ею руководит «Музыкальное общество», во главе которого стоит фольклорист Габор Матраи , издавший в конце 20-х годов сборник городских народных песен. Вскоре появляются другие аналогичные сборники.

Разгром революции и наступление реакции затормозили развитие национальной культуры Венгрии. Государственным языком вновь объявлен немецкий (вплоть до 1860 года). Передовые произведения запрещены, «Банк-бан» снят со сцены (до 1858 года), многие деятели культуры вынуждены эмигрировать. В литературе все громче звучат настроения отчаяния, разочарованности, трагизма. Наиболее ярко они сказались в творчестве выдающегося драматурга Имре Мадача (1823-1864) и его лучшем произведении - философской драме «Трагедия человека» (1861), известной далеко за пределами Венгрии.

В 60-х годах вновь вспыхивают политические волнения. Ослабленная борьбой с воссоединяющейся Италией (где в рядах гарибальдийцев сражается венгерский отряд Кошута) и соперничеством с Пруссией, Австрия вынуждена пойти на уступки: в 1867 году образуется двуединая Австро-Венгерская монархия, просуществовавшая до 1918 года. Национальные противоречия не уничтожены, но временно приглушены. Страна переживает интенсивное капиталистическое развитие, обостряющее социальные противоречия. Растут города, в 1872 году Буда, древняя столица, расположенная на правом берегу Дуная, сливается с левобережным Пештом; столица Венгрии становится крупным культурным центром.

В этот период крепнет реалистическая струя в литературе. Выдвигается плодовитейший автор многотомных романов Мор Йокаи (его перу принадлежит также драма о крестьянском восстании - «Дожа»), другие романисты и драматурги, разоблачавшие мораль и нравы буржуазного общества. Проявляется широкий интерес к русской литературе (первая критическая статья о ней - «Русская поэзия» - появилась еще в 1828 году); за короткое время выходит несколько сотен переводов (особой любовью пользуется «Евгений Онегин», выдержавший несколько изданий). Расцветает венгерская живопись. Крупнейший реалист Михай Мункачи запечатлел в своих картинах образы обездоленных простых людей Венгрии (ему принадлежит также портрет Листа и картина «Смерть Моцарта»).

Интересом к отечественному фольклору - как к народной поэзии, так и к музыке - пронизан весь XIX век.

Народная музыка - крестьянская, куруцкая, городская. Стиль вербункош

К концу XIX века, после смерти Мошоньи, Листа, Эркеля, усложнилась обстановка в музыкальной жизни Венгрии. Будапешт приобрел значение крупного европейского музыкального центра. Но для процветания консерватории, Музыкальной академии, оперного театра, филармонии не хватало сил отечественных музыкантов. В результате эти учреждения оказались в руках иностранцев, преимущественно австрийцев, которые в немалой мере способствовали повышению общемузыкальной культуры Венгрии, но не интересовались и не знали ее национального сокровища - народной музыки, не понимали и не ценили то «венгерское», что утверждали в своем творчестве Эркель и Лист.

Так музыкальный Будапешт незаметно превратился в «онемеченный» город, где усиленно пропагандировались сочинения композиторов Германии и Австрии, в первую очередь Вагнера и Брамса, а под венгерской музыкой разумелось лишь то, что исполняли цыганские инструментальные ансамбли в увеселительных целях. Музыку таким ансамблям поставляли профессионально недостаточно обученные композиторы («они даже не всегда умели записывать в нотах свои мелодии»,- вспоминал Золтан Кодай). Но именно в развлекательной музыке, которой особенно увлекались жители провинциальных городов, сохранялись, хотя и в салонном преломлении, национальные традиции Венгрии.

Для того чтобы преодолеть эту пропасть между космополитическим профессионализмом и национальным дилетантизмом, должен был явиться большой, всесторонне образованный музыкант, преданный своей родине. Эта роль выпала на долю выдающегося композитора XX века Белы Бартока (1881-1945), чьи первые успехи как пианиста и автора замечательных сочинений приходятся на начало XX столетия. Одновременно с ним славу венгерской музыки упрочил Золтан Кодай (1882-1967).

(Следует назвать также скрипача и композитора Йенё Губая (1858-1937), возглавлявшего в 1919-1934 годах Музыкальную академию; пианиста и композитора Эрнё Донаньи (1877-1960) - ученика Э. д"Альбера, который, в свою очередь, обучался у Листа, и других. Напомним также, что дирижер А. Никиш , равно как и скрипачи Й. Иоахим и Л. Ауэр , были родом из Венгрии.)

Всю жизнь Бартока, по его собственным словам, волновала «проблема Листа», то есть место, которое он по праву должен занимать в культуре Венгрии. Своим творчеством и теоретическими изысканиями в качестве фольклориста, крупнейшего знатока народного искусства, Барток доказал живую связь Листа как с венгерской музыкой, с ее национальными традициями, так и с нашей современностью, ибо художественные идеалы великого венгра были устремлены в будущее.

М. Друскин, А. Кенигсберг

Венгерская музыка — неотъемлемая часть культуры этой страны. На протяжении всего года в Венгрии проходят всевозможные концерты и фестивали. Конечно же, главным «эпицентром» музыкальных событий является Будапешт. Здесь можно найти музыкальные мероприятия на любой вкус. Так, например, каждое лето на Обудайском острове проводится известный фестиваль «Сигет». Ежегодно на него приезжает более 400 тысяч человек из разных уголков мира. Живут они здесь же, на острове: разбивают палатки и веселятся от души, дожидаясь вечера, когда на сцену выходят знаменитые группы и исполнители. Среди гостей фестиваля в разное время были такие мировые звезды, как David Bowie, The Prodigy, The Cardigans, Rammstein, Morcheeba, Placebo, HIM, Muse, Sugababes, The Pet Shop Boys, Nick Cave, Natalie Imbruglia, The Rasmus и многие другие.
Любители классической музыки могут насладиться великолепной игрой музыкантов в Будапештской консерватории, одном из старейших концертных залов страны. Поклонников оперы ждет роскошное здание Венгреского государственного оперного театра. Тем же, кто предпочитает более легкий жанр оперетты, рекомендуем посетить Будапештский театр оперетты, в богатый репертуар которого входят такие всемирно известные мюзиклы, как «Ромео и Джульетта», «Моцарт», «Красавица и чудовище» и другие. В гостеприимных тавернах и ресторанах раздаются звуки зажигательной цыганской музыки, а танцевальные коллективы исполняют знаменитый чардаш. Начиная с весны и заканчивая осенью музыку можно услышать на самых разных подмостках и сценах, под открытым небом и среди колоритных декораций. В импозантных дворцах, некогда принадлежавших богатым дворянским семьям, исполняются концерты классической музыки и проходят оперные постановки, в средневековых крепостях звучат старинные музыкальные инструменты, в городках и деревеньках проходят фестивали с народными песнями и танцами…
Безусловно, Венгрия является одной из самых музыкальных стран Европы, где современные направления мирно уживаются с классикой и народным творчеством.

Народная музыка
Венгрия имеет богатую музыкально-танцевальную традицию. Она крайне разнообразна и включает в себя черты музыкальной культуры соседних стран и регионов — Румынии, Словакии, северной Польши, Моравии… Вплоть до XIX века венгерскую народную музыку отождествляли с музыкой, которую исполняли цыганские оркестры. Она возникла в конце XVIII века и называлась вербункош. Под вербункошом подразумевают не только музыкальный стиль, но и одноименный танец, для которого характерен постепенный переход от медленных темпов к быстрым. Подобный переход имел особое смысловое значение — он символизировал национальный венгерский характер (стоит заметить, что появился он как раз в эпоху пробуждения национального самосознания). Первоначально вербункош исполняли во время набора рекрутов, чтобы вдохновить юношей на вступление в ряды армии. Известная мелодия в стиле вербункоша — так называемый марш Ракоши — вошел в произведения композиторов Ференца Листа и Гектора Берлиоза. Происхождение вербункоша точно не известно, однако установлено, что он включает в себя черты старинных венгерских танцев, равно как элементы балканской, славянской, левантинской, итальянской и венецианской музыки. С течением времени вербункош приобрел популярность не только в крестьянской среде, но и у представителей дворянства. К концу XVIII века народный музыкальный стиль часто встречался в оперных постановках, произведениях камерной и фортепьянной музыки. В XIX веке вербункош начали воспринимать как неотъемлемую часть музыкального романтизма Венгрии. Во многом это произошло благодаря творчеству выдающегося скрипача того времени Панны Цзинки, композитора Антала Чермака и руководителя цыганского оркестра Яноша Бихари. Среди музыкантов современности, исполняющих вербункош, наиболее известны представители музыкальной династии Лакатошей — Шандор и Роби Лакатош.
Долгое время венгерскую народную музыку отождествляли с музыкой цыган. Действительно, Венгрия всегда была одной из тех европейских стран, где она получила наибольшее развитие. И в наши дни цыганская музыка Венгрии пользуется заслуженной славой в мире. В число наиболее известных исполнителей входят Андо Дром, Романи Рота, Кайи Яг, Симеа Лакотоши, широко известны цыганские музыкальные коллективы — Hungarian Gypsies, Project Romani, Kalman Balogh’s Gypsy Cimbalom и другие. Цыганская музыка постоянно развивается, в ней появляются новые направления и стили, среди которых наибольшей известностью пользуется цыганский джаз.
В отличие от цыганской музыки, подлинное народное музыкальное искусство Венгрии долгое время было скрыто в крестьянской среде. Благодаря деятельности таких выдающихся композиторов, как Бела Барток и Золтан Кодай, оно стало известно широкой публике. Анализируя народные мелодии, Кодай и Золтан установили, что венгерская народная музыка основана на одном из древнейших звукорядов — пентатонике, впервые появившейся у древних народов Азии, Америки и Океании. Пентатоника — это звуковая система, содержащая 5 звуков в октаве. Эту же систему использовали и народы финно-угорской группы.
В 1970–е годы в Венгрии появилось движение «танцхаз», участники которого выступают против усредненной фольклорной музыки и стараются сохранить странные песенные традиции. Название движения, в переводе на русский означающее «танцевальный дом», связано со странным трансильванским обычаем: молодежь села снимала за плату дом, чтобы проводить там вечеринки с танцами. В 70-е годы этот обычай переняли молодые венгры, посещавшие Трансильванию. Среди них были музыканты и этнографы, которых привлекала сохранившаяся почти что в первозданном виде народная культура.
Танцевальные дома начались с деятельности Белы Халмоша и Ференца Шебо, занимавшихся коллекционированием крестьянских народных инструментов и песен, а также Дьёрдя Мартина и Шандора Тимара, изучавших народные танцы. Возвращение к корням было с восторгом принято венгерским обществом, стремившимся выразить свой протест против официальной власти. В 80-е годы обычай проводить конец недели в домах танца стал одним из популярнейших альтернативных способов коллективного общения. Здесь оркестры на аутентичных инструментах (скрипке, трехструнной виоле-браче, венгерских цимбалах) исполняли старинную крестьянскую музыку, аккомпанируя певцам и певицам, перенявшим от крестьян традиционную манеру пения. И конечно же, ни один из таких вечеров не обходился без танцев, причем не только венгерских, но и соседних народов — славян, греков, румын.
Среди исполнявшихся танцев был и знаменитый чардаш, без которого просто невозможно представить себе народную культуру Венгрии. Чардаш появился в первой трети XIX века. Своим происхождением он обязан вербункошу, а также крестьянским парным танцам разных областей Венгрии. «Популяризацией» танца занимались музыкальные цыганские коллективы, которые познакомили с ними жителей соседних Воеводины, Словакии, Словении, Хорватии, Трансильвании и Моравии. Главной особенностью чардаша является вариация темпов музыки — от совсем медленных к очень быстрым. В зависимости от музыкального рисунка различают немало видов чардаша — спокойный, оживленный, трясучку и т. п. Зажигательные мотивы чардаша вошли в произведения многих известных европейских композиторов — Имре Кальмана, Ференца Листа, Иоганнеса Брамса, Иоганна Штрауса, Пабло де Сарасате, Петра Ильича Чайковского.

Классическая музыка
Классическая музыка составляет важную часть культурного наследия Венгрии. Имя самого выдающегося венгерского композитора Ференца Листа известно даже тем, кто далек от искусства. Лист родился 22 октября 1811 года в деревне Доборьян. Отец композитора работал управляющим в имении графа Эстерхази. Будучи сам музыкантом-любителем, он поощрял интерес сына к музыке и преподавал ему первые уроки игры на фортепиано. Первый концерт Листа состоялся в соседнем городке Шопроне, когда юному музыканту было всего 9 лет. В скором времени он был приглашен во дворец Эстерхази. Услышав игру талантливого мальчика, несколько венгерских дворян, друзей графа, вызвались оплатить его дальнейшее музыкальное образование. Ференц отправился учиться в Вену, где его преподавателями стали выдающиеся музыканты той эпохи А. Сальери и К. Черни. 1 декабря 1822 года состоялся первый венский концерт Листа, во многом предопределивший его дальнейшую судьбу — критики и публика пришли в восторг от великолепной игры музыканта. С тех пор Листу были обеспечены полные залы. Значительное влияние на формирование творческого стиля композитора оказало творчество Г. Берлиоза и Ф. Шопена, с которыми он познакомился в конце 20-х годов. В начале 30-х годов кумиром Листа стал итальянский скрипач-виртуоз Николо Паганини. Композитор задался целью выработать столь же блестящий фортепианный стиль, и в скором времени уже практически не имел себе равных как пианист-виртуоз.
Музыкальное наследие Листа составляет более чем 1300 произведений, большая часть из которых — фортепианные. Среди этого грандиозного списка самыми популярными произведениями являются знаменитые «Грезы любви», 19 Венгерских рапсодий, цикл из 12 трансцендентных этюдов, три цикла небольших пьес под название «Годы странствий». Листу принадлежат также более 60 песен и романсов для голоса с фортепиано и несколько органных сочинений. Значительную часть фортепианного наследия композитора составляют транскрипции и парафразы музыки других авторов, в том числе переложения симфоний Бетховена и фрагменты из произведений Баха, Беллини, Вагнера, Верди, Глинки, Гуно, Моцарта, Паганини, Сен-Санса, Шопена, Шуберта, Шумана и других.
Будучи приверженцем идеи синтеза искусств, Лист стал создателем жанра симфонической поэмы, которая была призвана выражать внемузыкальные идеи или пересказывать музыкальными средствами произведения литературы и изобразительных искусств. Единство композиции достигалось введением лейтмотивов, или лейтем, проходящих через всю поэму. Самые интересные из симфонических поэм Листа — «Прелюдии», «Орфей» и «Идеалы».
Вплоть до последних дней своей жизни композитор продолжал давать концерты. Новаторство Листа проявилось не только в его произведениях, но и в самой манере его игры. Порывая со старой традицией, он развернул рояль так, что публика могла видеть профиль музыканта. Иногда Лист устраивал из своих концертов настоящие шоу — ставил на сцену несколько инструментов и переходил от одного к другому, играя на каждом одинаково виртуозно. При этом, подобно современным рок-звездам, композитор в эмоциональном порыве нередко ломал инструменты, что приводило публику в неописуемый восторг.
В начале 1886 года Лист, которому тогда было 75 лет, отправился в Англию, где был принят королевой Викторией. Из Англии уставший и неважно себя чувствовавший композитор поехал в Байрот, чтобы принять участие в ежегодно проходившем там Вагнеровском фестивале. В этом городе 31 июля 1886 года он умер. Лист был одной из самых значительных фигур на музыкальном олимпе своей эпохи, чье творчество оказало сильное влияние на многих музыкантов последующих эпох.
Конец XIX — начало XX века принято считать периодом наибольшего расцвета венгерской классической музыки. К этому времени относится творчество двух других выдающихся композиторов Венгрии — Белы Бартока и Золтана Кодая. Именно они первыми открыли народное музыкальное искусство, веками скрытое в крестьянской среде. Своей деятельностью в 1905–1926 годах они положили начало сбору богатого и красивого песенного материала, и этим спасли его для мировой культуры. К наиболее популярным произведениям Бартока следует отнести шесть румынских танцев для фортепиано, некоторые из оркестровых произведений (Вторая сюита, Дивертисмент для струнного оркестра, Третий фортепианный концерт и др.), а также фортепианные и вокальные сочинения. Кодая прославили его «Венгерский псалом» на слова Четвертого псалма, а также сюита из оперы «Хари Янош». Кроме того, Кодай занимался музыкальной критикой и чтением публичных лекций. Ему принадлежит 4-томное собрание фольклорных материалов под названием «Венгерская народная музыка».
Венгрия является родиной многих других известных композиторов, дирижеров и музыковедов, таких как Эрнё Дохнайи (композитор и пианист), Ласло Лайты (композитор и музыкальный фольклорист), Штефана Хеллер (композитор), Антала Дорати (дирижер), Джоржа Селла (пианист и дирижер) и других.

Венгерская опера и оперетта
На протяжении более чем трех столетий Венгрия считается одной из ведущих оперных держав Европы. Одним из символов Будапешта является великолепное неоренессансное здание Венгерского государственного оперного театра, возвышающееся на проспекте Андраши. В начале каждого сезона перед ним выстраивается длинная очередь за абонементами.В Если подойти ближе, то можно заметить, что среди людей здесь стоящих всегда очень много молодежи. Возможно, это связано с тем, что венгерские оперные исполнители с удовольствием экспериментируют с музыкальными жанрами, привнося в классические постановки элементы современной музыки. Так, например, знаменитая исполнительница Эрика Миклоша предприняла попытку соединить оперу с техно, а в программе фестиваля «Сигет» нередко звучат оперные произведения в весьма неожиданной постановке.
Основоположником венгерской национальной оперы стал композитор и дирижер Ф. Эркель. Первая его опера «Мария Батори» была поставлена на сцене Национального театра в 1840 году. За ней появились и другие произведения композитора, среди которых наиболее известными являются опера «Ласло Хуньяди», «Банк Бан», «Король Иштван» и др. Самая колоритная и популярная опера Эркеля — «Банк Бан». В 2001 году по ней был снят фильм, в котором сыграли такие всемирно известные звезды, как Ева Мартон и Андреа Рошт.
Во второй половине XIX века в репертуаре венгерских оперных театров появились произведения других композиторов — М. Мошоньи, К. Терна, Ф. Доплера, Д. Часара, И. Богнара, К. Хюбера, Е. Кубая и других. К концу XIX века особой популярностью пользовались оперы К. Голдмарка.
Венгерская опера динамично развивается и в наши дни, появляются новые темы, обогащается исполнительская манера, трансформируется язык произведений. К композиторам молодого поколения принадлежат Д. Рааки (опера «Платье короля Помаде»), Т. Польгар (опера «Сваты») и др.

Национальная культура имеет богатые традиции, однако в силу периферийного положения страны в Европе и языковой изолированности сравнительно мало известна за пределами Венгрии.

Зарождение венгерской культуры совпадает с обращением венгерского народа в христианство в конце 10 в. В период правления короля Иштвана I (1000–1038 гг.) государство и общество были перестроены по западноевропейским образцам, остатки старых традиций искоренены, а всякое влияние восточной культуры исключено. Латинский язык, который использовался Римско-католической церковью, стал «официальным» языком Венгрии. Это означало, особенно в средние века, что подавляющее большинство летописцев, ученых и педагогов были священниками. В эпоху Ренессанса итальянские ученые и мастера искусств стекались ко двору короля Матиаша I Корвина (1458–1490 гг.), который покровительствовал деятельности гуманистов.

Религия в Венгрии

В Венгрии отношения между церковью и государством в XX в. носили достаточно сложный характер. Несмотря на то, что Конституция 1949 г. номинально гарантировала религиозную свободу, коммунистический режим конфисковал церковную собственность, преследовал духовенство, упразднил религиозные ордена, национализировал приходские школы. Кардинал Йожеф Миндсенти был заключен в 1949 г. в тюрьму за противодействие этим мерам.

В конце концов, религиозные организации и государство достигли соглашения, по которому они признавали контроль со стороны режима. Взамен государство разрешало церквям проводить службы и оплачивать содержание священников. Государственное управление по религиозным делам могло отменять назначения церковных должностных лиц и священников. В 1964 г. правительство заключило соглашение с Ватиканом, нацеленное на нормализацию отношений между венгерской католической церковью и государством. Дипломатические отношения с Ватиканом были восстановлены в 1978 г. В 1990-е годы церкви вновь открыли свои школы и другие учреждения, которые были закрыты во время коммунистической диктатуры.

При законодательно гарантированной свободе совести церковь отделена от государства, но поддерживается им материально. Подписанное в 1997г. соглашение с Ватиканом предусматривает возвращение венгерской католической церкви значительной части объектов образовательного, культурного и социального назначения и выплату компенсаций за остальные. По аналогии с этим имеется в виду урегулировать соответствующие проблемы с остальными церквами.

В стране насчитывается около 260 культовых организаций и религиозных объединений, охватывающих своим влиянием 74% населения. Среди верующих 73% составляют католики и греко-католики, 22% – реформаты и протестанты других направлений, 4% – евангелисты (лютеране). Примерно по 0,2% насчитывают баптисты, православные различного толка, иудаисты. Существует незначительная буддистская община.

На сегодняшний день религиозная жизнь в Венгрии регламентируется Законом о религии, принятом еще в 1990 году. Согласно этому закону для регистрации любой религиозной организации (которая обозначается как «церковь») необходимо, чтобы было в наличии 100 последователей, руководитель, центр организации и простой устав. В этом случае местный суд должен зарегистрировать организацию в качестве «церкви». Каждая такая «церковь» получает государственные субсидии на недвижимость, а также на содержание общеобразовательной конфессиональной школы, если таковая у организации есть. В адрес своей религиозной организации верующие могут перечислять 1 % подоходного налога. Пожертвования, которые церкви сами собирают со своих верующих, являются их частным делом, и чиновники не контролируют этот процесс. Главное требование ко всем церквям заключается в том, что ни одна церковь не может заниматься хозяйственной деятельностью, то есть церкви запрещено даже сдавать свои здания в аренду.

Материальная культура Венгрии

В современной Венгрии не забыты традиционные отрасли народного декоративно-прикладного искусства. К специфическим для страны видам такого искусства относятся изделия пастухов из дерева, рога, кости, кожи. Издавна пастухи украшали красивым орнаментом орудия труда – палки и кнуты с искусно свитым кожаным плетением, изготовляли топорища, ковши, свирели, деревянные фляжки, декоративно обтянутые кожей, рога для вина, солонки, перечницы, шкатулки. При нанесении орнамента применяли различную технику: процарапывание, а затем втирание краски, рельефную или барельефную резьбу, инкрустацию.

Развито в Венгрии и производство декоративной керамики: обливные тарелки, кувшины обычно украшены цветочным или геометрическим орнаментом. Раньше крестьяне любили украшать свои жилища яркими керамическими изделиями, развешивая их по стенам, и раскладывая по полкам.

Гончарные изделия имели свою региональную специфику, так в Мохаче изготовляли черные жбаны и кувшины, в южной части Альфельда – четырехгранные расписные бутылки, миски, глиняные человеческие фигурки.

В районе города Калоча и сейчас распространен очень интересный вид декоративно-прикладного искусства – узорная роспись штукатурных стен. Оштукатуренную и побеленную стену комнаты покрывают сплошным узорным орнаментом, таким же, какой используется и в вышивках.

Жители Венгрии естественно и органично сочетают в себе здоровое жизнелюбие и практицизм с высокой духовностью и общенациональным романтизмом. Внимательный наблюдатель заметит это. Стоит только походить по Будапешту — красивейшему из городов мира, удобно и уютно устроенному.

Венгрия — страна музыки и танцев. Здесь возникла зажигательная смесь самобытной венгерской музыки, с едва уловимым восточным оттенком, и страстных цыганских мотивов. Присущая ей мелодика прослеживается в творчестве многих европейских композиторов: Гайдна, Бетховена, Шуберта, Брамса. В Венгрии почти беспрерывно проходят многочисленные музыкальные, театральные, танцевальные фестивали и цветочные карнавалы.

Двухтысячелетнюю традицию насчитывает в Венгрии культура бань. По сути, вся страна — это огромный, комфортабельный бальнеологический курорт. Во времена римлян банная культура достигла здесь невиданного расцвета, что подтверждается раскопками Аквинкума, римского города на территории Будапешта. Хотя турецкая оккупация Венгрии в XVI веке причинила огромный ущерб стране, но банная культура не пострадала. Более того, турки — тоже большие почитатели бань — построили новые, получившие высокую оценку современников.

Венгерское искусство и архитектура основаны на романском стиле, готическом стиле, барокко и стиле арт-новю. В Венгрии прекрасно развиты народное искусство и промыслы; здесь производят посуду, вышитые изделии, изделия из кости и дерева и настенные панно. Музыкальная сокровищница страны включает в себя как рапсодии Франка Листа и оперы Ференца Эркеля, так и цыганскую и фольклорную музыку. Литература Венгрии неотделима от истории страны, и поэтому ее основными составляющими являются оды, героические поэмы, реалистические рассказы. Футбол, безусловно, самый любимый вид спорта, но шахматы тоже популярны.

В богатом фольклоре выделяются песни и баллады (например, о разбойниках-бетярах), сказки, исторические предания, пословицы. Своеобразна венгерская народная музыка. Известные венгерские танцы - вербункош и чардаш.

Венгры весьма скептически относятся к вере (возможно поэтому у них большие достижения в науке), но тем не менее, многие называют себя католиками, кальвинистами или лютеранами. В стране также есть греческая католическая церковь и православная церковь, а также иудаистское сообщество в Будапеште.

Практически вся территория страны насыщена историческими, культурными и природными памятниками мирового значения. Венгрия ("Паннония") была когда-то восточной границей Римской империи и еще до прихода сюда венгров в среднем течении Дуная жили римляне, германские и славянские племена. Кладоискатели и сегодня разыскивают на берегах Тисы могилу Аттилы, легендарного вождя гуннов, побывавших здесь во времена великого переселения народов. В 896 году с востока в долину Дуная пришли венгерские племена.

В этой маленькой стране хранится много тайн. Здесь Вы найдете лесистые горы, быстрые реки, бескрайние степи без горизонта, парки и заповедники с таинственным миром растений и птиц, небольшие белые домики с черепичными крышами, тысячелетние монастыри, вековые помещичьи усадьбы и дворцы, подземные пещеры с царством сталактитов, озера, бесчисленное количество целебных источников, прорывающихся на поверхность из горячего подземного моря, на водах которого покоится Венгрия.

Венгрия - страна сердечного гостеприимства.

В этом номере редакция открывает рубрику “Эссе” несколько необычной статьей. В ней отражен взгляд на культурную жизнь Венгрии с левых позиций. Мы не практиковали публикацию такого рода материалов и будем рады, если узнаем мнение читателей о целесообразности предоставления страниц журнала подобным обзорам.

Мы горды тем, что открывает этот новый круг публикаций Иштван Сердахейн – один из ведущих философов и литераторов Венгрии, на протяжении долгих лет главный редактор журнала “Критика”, затем - “Уй Форум”. И.Сердахейн был также главным редактором 19-томной энциклопедии по всемирной литературе (самая большая энциклопедия по литературе в мире), за руководство ее созданием И.Сердахейн был награжден в 1995г. “Орденом маленького креста Венгерской Республики”. Он является лауреатом литературной премии им. Аттилы Йошефа, генеральным секретарем “Литературного общества им. Надя Лайоша”, автором монографий по эстетике и литературе. Его научные и литературные публикации составляют более чем двадцать томов.

ПОЛОЖЕНИЕ КУЛЬТУРЫ ВЕНГРИИ *

Иштван Сердахейн

Прописной истиной историографии является положение о том, что определение вех истории – вопрос очень сложен.

С точки зрения истории политики прелюдией того времени, в котором мы живем, являются выборы, проведенные весной 1990 года, которым в свою очередь предшествовал короткий переходный период с осени 1989 года. Но культурно-исторический анализ момента появления сил, определивших состояние современной венгерской культуры, обращает нас к середине 70-х годов.

Это различие обнаруживается и на терминологическом уровне: период после 1956 года у нас принято называть “эпохой Кадара”, в области культуры это же самое время называют “эпохой Ацелия”. И не безосновательно: Дьердь Ацел сумел добиться относительной автономии для находящейся под его руководством системы учреждений.

______________________

Сердахейн Иштван – доктор философских наук, секретарь общества им. Надя Лайоша (Венгрия)

* Редакторы литературного перевода - доктор филологических наук Бенямин Сас, доктор искусствоведения Виктор Арсланов

Статья подготовлена к публикации по инициативе и при содействии доктора исторических наук Тамаша Крауса и кандидата философских наук Людмилы Булавка

В данном обзоре нет возможности для анализа сложной личности и еще более сложной политической деятельности Ацела. Шандор Ревес с полным правом говорит, что хотя его монография об Ацеле (1997) насчитывает более 400 страниц - он взялся за создание книги, которую невозможно “написать”. Было бы грубым упрощением утверждать, что возглавляемая в целом политика культуры не была лишена субъективизма и произвола; более того, своими дилетантскими, снобистскими мерами, отрицательной селекцией он нанес тяжелый урон культуре.

С другой стороны, Ацил обеспечил несравненно более благоприятные условия для развития нашей национальной культуры, чем все предыдущие и последующие эпохи. В наше время уже общепринято, что время Ацела было “золотой эпохой” в истории венгерской культуры. Ацел с успехом заключил компромисс между интеллектуальными элитами и политическим руководством, сведя к минимуму запреты, вытекающие из политического положения Венгрии (1).

Ацел способствовал расширению гласности, проводил хитрую политику в интересах финансирования культуры.

Впрочем, цензура, хотя и юридически не оформленная, как и запретные списки все же существовала. Но фактом является и то, что эта цензура действовала произвольно и к тому же глупо. Ее легко можно было обвести вокруг пальца. К тому же Великая свобода, вызванная сменой строя, не продемонстрировала общественности ни одно произведение, которое бы заслуживало быть опубликованным ранее (2).

Беззастенчивый орган политической оппозиции “Беселе” с 1981 года практически был подписным изданием и только смехотворными лжемерами старались ограничить число подписчиков.

Весьма характерно, что во второй половине 80-х годов оппозиционная интеллигенция обвиняла эту политику культуры не в полицейско-государственной диктатуре, а в так называемом патернализме.

Оглядываясь назад, можно сказать, что приметы перемен появились уже в начале 80-х годов. Технократы-экономисты реформ начали тогда утверждать, что продукты культуры - тоже рыночный товар, и сферу культуры надо реорганизовать так, чтобы она стала самофинансируемой отраслью, способной устоять в мире рыночной конкуренции и не нуждающейся в поддержке извне. Возникшая по этому поводу и в течение последующего полудесятилетия продолжавшаяся в стране дискуссия (см. Дъердь Раднаи, 1986) доказала, что сфера культуры никогда не могла и не может быть самоокупаемой, что ее финансирование не только не мешает расцвету экономической сферы, но, наоборот, является необходимым условием ее развития.

Однако руководство партии и правительства вместо этого сделали совсем противоположное. Результат очевиден: обнищание и развал системы культурных учреждений, который в наши дни достиг апогея.

Превращение домов культуры в забегаловки; конкуренция научных трудов и поэтических сочинений с детективами и научно-фантастическими изданиями; более низкая оплата труда научных исследователей по сравнению даже с низкоквалифицированными рабочими - все это началось не в 1990-ом году, а значительно раньше. Я помню, как в 1984 году, когда меня назначили главным редактором ведущего в стране культурно-публицистического журнала, заместитель министра высмеял меня, услышав, что я мечтаю о зарплате как у типографского механика или “левака-рабочего”. Победа технократически-монитарного направления расшатала не только материальную базу, не только систему культурных учреждений, но и политическую систему, одновременно сопровождаясь определенными идеологическими последствиями.

Государственный патронаж в 80-е годы и главным образом с 1984 года - со временем появления на сцене фонда Сороса - значительно ослабел и проигрывал в Западу в деле обеспечения стипендий, научных командировок и других видов помощи. В результате в сфере культуры уже тогда появилось двоевластие, несмотря на то, что в политике еще долго сохранялась монополия государства.

Параллельно с этим изменился и облик руководства в области политики просвещения. В период с середины 1960-х гг. до середины 70-х гг. венгерская интеллектуальная жизнь, хотя еще и продолжались последние бои сектанско-догматических сил, переживала эпоху ренессанса. Было “открыто окно” в сторону западной культуры, но при условии сохранения всего ценного в марксизме. Было оговорено: если марксизм хочет играть роль гегемона в общественной жизни, тогда ему надо взять на себя функции действительно открытой профессиональной “нормальной науки”. Но этой цели не удалось достичь: критическая адаптация, обдумывание проблем сразу же перешли в подражание модным западным направлениям, тем более, что это открывало выгодные возможности для карьеры.

Основной причиной этого было то, что образованность Д. Ацелья не выходила за рамки мещанского снобизма, а в теоретико-идеологических вопросах он был просто безграмотен (Ш.Ревес,1997). Речи и статьи ему писали референты (советники), мнение которых было решающим. Члены этого круга время от времени менялись, и эти изменения Ацел приспосабливал к тому, кто становился в это время популярным и модным. Этих личностей под знаком политики “пряника” он поддерживал в том случае, если они открыто стояли в оппозиции. И так как с середины 1970-х годов у нас вызывали сенсацию необычные идеи подражателей западной субъективистской моды, а в 1980-е годы распространился постмодернизм (Петер Агарди, 1997) - палитра кадрового окружения Ацела в соответствии с этим также постепенно менялась.

К середине 1980-х годов многое свидетельствовало о том, Ацел уже “перестроился”, что наиболее очевидно подтверждают те его высказывания (Д.Ацел, 1986,1987), в которых он провозглашал равноценными эклектико-идеалистические труды молодого Д.Лукача и его марксистские произведения. Начавшаяся тогда волна последующей всевенгерской дискуссии (И.Сердахейк - К.Вереш, 1957) сделала достоянием общественности тот факт, что в венгерской интеллектуальной жизни марксизм попал под перекрестный огонь открытых нападений - вследствие этого он оказался в положении обороняющегося отступления, а его представители или покинули его, поменяв как хамелеоны убеждения, либо стали жертвами неизменного очернения и пренебрежения (И.Сердахейи,1985; И.Сердахейи -Карой Т.Кереш 1987).

Между второй половиной эпохи Ацела и сегодняшним положением ясно проявляется преемственная связь. Если мы посмотрим кто те люди, о которых в своей монографии Ш.Ревес (1997) в 70-е и 80-е годы пишет как о новых советниках и консультантах Ацелы, то увидим, что эти кадры после смены общественного строя все без исключения сохранили свои позиции и сегодня именно они занимают руководящие посты в академиях и университетах, более того - их можно видеть на экранах телевизоров, они представляют элиту в журналах, в книгоиздательстве. Почти не противостоящие Ацелу или нейтральные по отношению к нему лево-марксисткие общественные деятели исчезли с арены действий, тогда как кадры Ацела 70-х и 80-х годов сохранились, более того - в “живых” остались даже фактически умершие, например, Ева Анчел, труды которой заботливо переиздаются и ныне.

Поскольку в Венгрии смена режима произошла не по воле масс, живущих в благосостоянии и политическом безразличии, а в результате тайного советско-американского пакта (3), так и дальнейшая судьба культурной жизни сложилась соответственно этому. Этот великодержавный пакт был реализован как сделка между молодым поколением коммунистических кадров и между современными разнокалиберными оппозиционными группами, срочно набранными с периферии интеллектуальной жизни. Поэтому их позиции выражали весьма различные групповые интересы, но вовсе не естественные интересы национальной культуры или какие-либо другие общественные интересы. Помню, в год смены режима один откровенный западный наблюдатель высказал такую мысль: ведущих личностей венгерской оппозиции вполне может хватить на создание редакции добротного литературного журнала, но для создания способного на что-либо правительства - вряд ли. Из этого можно было бы сделать вывод, что у нас в будущем будет достаточно иных проблем, но новые представители власти по крайней мере хотя бы прекратят то наступление на культуру, которое провозгласили кадры поздней эпохи Ацела под девизом - “ культура - тоже товар”. Но это наше ожидание, впрочем как и многие другие - также оказалось иллюзией.

Специалисты, конечно, по-прежнему старались довести до осознания то, что от краха спасти нас может только развитие системы культурных учреждений (см. Дьердь Рожа 1995), и эта точка зрения была отражена во всех правительственных программах (см.Петер Агарди, 1997). Но осуществление этих программ даже не пришло на ум новым правящим кликам, как и то, что все остальные предвыборные заверения были завораживающей народ демагогией. Переделом наглости сегодняшних политиков является тот факт, что министр культуры и образования, приводящий в исполнение разгром и разложение системы культурных учреждений, высокомерно подчеркивает решающее значение культуры (см. Балинт Мадьяр, 1996).

Сегодня уже общеизвестно, что провозглашение принципиальных прав свободы культуры - пустые слова, т.к. прошедшая в сфере печати концентрация собственности отдала интеллигенцию на произвол “либеральной диктатуры”, а ренессанс культурного развития сменился крахом культуры (см. Габа Кенцел,1996).

Самым первым было наступление на имеющее международное значение венгерское книгоиздательство и киноискусство, которые во время консолидации социалистического строя с 1960-х по 1980-е годы вышли на мировой уровень. Как я уже упоминал, перевод этой отрасли на рыночные отношения начался уже в эпоху Ацела, а материальные возможности здешней системы учреждений все боле сужались, их профиль все больше определялся обслуживанием произведений западной массовой культуры. Новые режимы только ускорили эти процессы тем, что приватизирование книгоиздательства и кинопроизводства (государственное имущество частично было переведено в собственность венгерских клиентов западного капитала, а большая часть просто спущена за бесценок западным владельцам капитала) незамедлительно привело их к краху. Характерным примером здешней беззастенчивости является то, что даже издательство Венгерской Академии Наук передали в руки одной голландской фирмы, которая уволила большую часть редакторов этого издательства и с тех пор эта имеющая столетние традиции цитадель венгерского научного книгоиздания занимается лишь алиби-деятельностью.

Результат: осуществление тех кошмарных картин, которые в свое время даже я считал преувеличениями и которые Иштван Рерманн (1967,1974) описаны в 1960-е и 70-г. Достаточно только бросить взгляд на городские книжные киоски, чтобы определить засилье сексизданий, триллеров и слащавых романов, которые распространяют ту пленительную иллюзию, что если у нас - как и в любом капиталистическом мире приходит в упадок мораль, разваливаются семьи, молодые поколения становятся жертвами наркотиков, на улицах ведут перестрелку банды гангстеров, то беда ни в коем случае не в общественной системе, а только в поведении отдельных людей.

Правда, книжные киоски пестрят значительным количеством радующих глаз своим исполнением научно-популярных журналов и изданий. Но и они - орудия манипуляции, поскольку объединяя в себе упрощенную для читателей политическую, научную, художественную и т.д. информацию со сплетнями, безвкусицей, сенсациями по поводу летающих тарелок, гороскопами, оккультивными и мистическими учениями, определяют общий характер мировоззрения, основанного на иррационализме. Точно такая же тенденция пронизывает репертуар кинематографа, радио.

Но и эта лжекультура весьма недоступна для венгерской публики. С 1990 по 1996 г. более чем в 10 раз увеличились цены на книги (см.Ласло Петер Зентаи, 1996), характерно, что цены на учебники выросли в еще более ошеломляющем темпе, к 1994 -ому году цены по сравнению с 1991 годом выросли в 28 раз (см. Петер Агарди, 1997). Тогда же с 1985 по 1995 год количество кинотеатров уменьшилось на 83%, зрителей - на 80%, венгерских фильмов - на 50%.

Факт, что при нынешнем общественном строе - в отличие от предыдущего - не существует цензуры (в строгом смысле этого слова) или официальных “запретных списков”. Зато существуют возросшие до небес цены на бумагу, типографские затраты, которые немыслимо оплатить. “В правовом государстве деньги есть оружие,” - писал Аттила Йожеф во времена многопартийной системы при Хорти; это оружие и в наше время заряжено.

Ведь в водовороте смены общественного строя общественные деньги, предназначенные на финансирование культуры, сплавили в лапы такой фондовой системы, которая действует с более безучасто-жестокой и бесконтрольно-произвольной надменностью, чем отдел культуры ЦК партии во времена Сталина (см. Католин Бошшани, 1995; Ласло Лендел, 1995; Ержебет Салом, 1995; Иштван Сердахейи, 1995; Габо Юхас, 1996; Иван Селени, 1996).

Этот аппарат террора может действовать тем более эффективнее, поскольку система книжной торговли также потерпела крах, попала в руки мафии, и поэтому здесь не может осуществляться корректирующая роль рыночной конкуренции. Более того, на этом рынке не может быть представлен значительный спрос большей части традиционного читательского слоя, а именно - средний класс, т.к. представляющая его интеллигенция - обеднела, можно сказать - даже попала в полосу опасности – маргинализации (Петер Агарди, 1997), она обременена ежедневными заботами о пропитании и не может оплатить возросшие до небес цены на книги, которые вдобавок ко всему еще содержат общий налог с оборота, что однозначно демонстрирует враждебную культуре политику правительства.

Так сложилась эта обстановка, при которой даже если какой-то венгерский писатель, поэт или ученый, сменив дни на ночи, создаст значительный труд, тогда, если только он не входит в число фаворитов культурной диктатуры, и в первую очередь- либеральных кругов, фонда Сороса - для него просто немыслимо найти издательство для публикации своей рукописи, Ну, а если все же каким-то образом он и сможет собрать деньги, покрывающие типографские расходы, отказавшись от собственного гонорара, он все равно не попадет на книжный рынок, поскольку мафии книжной торговли предпочитают распространять детективы, сексиздания и гороскопы. В любом случае его труд не дойдет до читателя, т.к. у последнего не окажется денег на покупку.

Может остаться надежда на библиотеки, которые (хотя денег у них на приобретение новых книг почти нет) могли бы в качестве безвозмездного пожертвования принять и таким образом сделать доступными для читателей эти труды. Но с 1990 по 1995 год число публичных библиотек уменьшилось более чем на 50%, а читательский взнос за запись в национальную венгерскую библиотеку недавно повысили до 2.000 форинтов (1 доллар = 200 форинтов, что приблизительно в 100 раз больше того взноса, который был раньше (Петер Агарди, 1997). Легко можно подсчитать, что не сегодня-завтра цены на входные билеты в разные музеи и на выставки будут такие же высокие как в единственном духовном завоевании нового общественного строя - а именно в порнографических кинотеатрах.

Наступление на массовую культуру, как было упомянуто выше, началось также уже в эпоху Ацела приведением к рыночным отношениям деятельности домов культуры. При новых режимах эти учреждения попали под подозрение как остатки коммунистической системы и их полному уничтожению помешало только противостояние органов местных самоуправлений, но число их работников к нынешнему времени все же уменьшилось на 30 % , а посетителей - почти на 50 % (Петер Агарди, 1997)

В 1990 году пришедший к власти христианско-национальный курс кроме того, что начал постепенно возвращать государственные школы в руки церкви, поначалу еще не смел поднимать руку на систему образования. А сменившее его в 1994 году социал-либеральное правительство не испугалось и этого. В первой половине 1996 года уже приблизительно 5400 педагогов были безработными (Петер Агарди, 1997), а поступление в ВУЗы и плата за обучение в них в результате новейших мер делает их доступными практически только для “новых богатых” (см. Мария Бониферт, 1996).

Итак, начался тот процесс, который поставил невидимые, но непреодолимые преграды перед приобщением к культуре низших слоев общества, а интеллигентов - как это предсказал в упомянутых выше трудах Иштван Германн - превратит в обученных дипломированных чернорабочих под властью ни в чем ни разбирающихся политиков и “дубинных” менеджеров.

Эта культурная контрреволюция началась летом 1995 года, когда было заявлено не только о том, что со следующего года умственный труд не получит ни копейки налоговых льгот, но стало очевидным и то, что новому общественному строю нет никакой нужды в молодых специалистах из сферы умственного труда. Бюджет университетов и институтов урезали, ряды преподавателей сократили, а студентам заявили, если они хотят получить диплом - пусть за это платят.

Идеологию для этой контрреволюции дало летнее заявление “социалистического” министра финансов. По его мнению, все предыдущие привилегии сферы культуры нужно было отменить, потому что “нет никакой разницы между умственной работой творческой интеллигенции и кровельщиком самого низшего разряда - стоимость копейки в каждом кармане одинакова, поэтому ничем нельзя обосновать тот факт, что первые должны платить меньший налог с дохода, чем вторые”.

Из этого, с одной стороны, выясняется то, что этот министр настолько же не информирован о положении дел в стране, как во время колонизации какой-нибудь английский джентельмен в деревнях африканских туземцев. Ведь все кроме него знали, что из зарплат или гонораров работников умственного труда кассы в любом случае автоматически высчитывают причитающиеся казне сумму. И напротив, если мы нуждаемся в работе кровельщика - или любого другого мастера - можем быть уверенными, что сумма, о которой договорились, перейдет из кармана в карман, из нее налоговые власти не получат ни копейки.

И хотя, правда, что стоимость копейки в кармане любого человека одинакова, все же суть дела в том, за какой труд человек получает эти копейки.

Работникам умственного труда нужно учиться на 5-10 лет дольше для того, чтобы начать зарабатывать, а начальная зарплата молодых специалистов считается хорошей, если она составляет сумму, которую более ловкие мастера могут заработать за 1-2 дня. И за этим кроется не экономическая закономерность, в силу которой деятельность дипломированных специалистов с точки зрения национальной экономики непропорционально менее ценна, чем работа мастеров. Как раз наоборот, как я уже упоминал, давно общеизвестным является тот факт. что на мировом рынке мы можем создать спрос только на основе достижений нашей умственной творческой работы и творческих умов.

Из этого еще выясняется, что отдающие приказы африканским туземцам английские колонизаторы яснее представляли себе законы на мировом рынке, чем посаженные на наши шеи министры, не располагающие даже таким знанием. А если и располагают, то не в их интересах следовать данной логике, как не в интересах английских господ было создание в африканских джунглях университетов и публичных библиотек, ведь их собственные дети учились в Оксфорде или Кембридже.

Еще более агрессивным представителем такой катастрофической политики является бывший министр финансов Ласло Бекеши, который и во время экономического развала системы Кадара уже занимал данный пост. Его карьера - одна из самых круто восходящих коммунистического режима: получив дипломы Высшей Политической школы и Военной Академии, он с должности референта отдела налогов в Сельском совете поднялся до кресла министра. В своей программе он утверждал (см. Мария Бониферт, 1996), что различные слои многочисленного лагеря - те, кто своими голосами на выборах помог социалистической партии стать правящей, “ наверняка разочарованы” деятельностью этого правительства, но он желает не того чтобы были исполнены предвыборные обещания, а того, чтобы те, кто был приведен к власти под знаком правительственной ответственности, открыто порвал с левосторонними ценностями. Слово “культура” вообще не фигурирует в этом писании, но одно из его выражений - “сокращение обязательств государства” -наверняка намекает на сокращение расходов на культуру, равно как и косвенный намек, следующий из другого его выражения - “ помогать экспорту и капиталовложениям за счет потребления”. Мы хорошо знаем о красиво звучащих лозунгах - “осуществление успешного накопления капитала”, “повышение конкурентоспособности экономики” - мы хорошо знаем, что они обозначают: аферисты-мальчики из банков и мафиози черной экономики будут и дальше увеличивать свои и до этого успешно заграбастанные миллионы и их конкурентоспособность”.

Во всяком случае, в период с 1985 по 1995 год в Венгрии число научных исследователей уменьшилось на 50% (Петер Агарди, 1997), и по одному из радиосообщений, сделанных в октябре 1997 года 40% ученых, занятых в фундаментальных исследованиях, покинули стран - эмигрировали за границу.

При виде этих устрашающих признаков культурной контрреволюции у отдельных представителей новой духовной элиты также появились сомнения, которые они время от времени высказывают на страницах печати. Таких протестующих “либеральных” публицистов обычно призывают к порядку тем, что советуют интеллигенции не хныкать, т.к. эта цена нашего вступления в Европейский Союз. Легко было бы доказать, что это демагогия: разрушая систему просветительских учреждений, правительство толкает нас не в Европу, а к Средней Африке.

А, с другой стороны, уже пришло время понять, что вдохновители этого “татарского нашествия” на культуру давали не новоиспеченные либеральные публицисты и озверевшие главные бухгалтеры, а те интеллигентские клики, которые действительно сейчас не имеют никакого морального права “хныкать”. Выдвинутые в позднюю эпоху Ацела - и сегодня обладающие исключительным правом выступлений на экранах телевизоров - ученые-общественники, живущие за счет того, что с университетских кафедр, со страниц специальных журналов пропагандируют идеи постмодернизма, более эффективно служат “новым богатым”, чем демагогия министров культуры.

Апостолы этих взглядов на протяжении многих лет вдалбливают в общественное сознание, что от представляемых ими наук нельзя ожидать никаких точных знаний (Миклаш Алмаши, 1992), в них каждая мысль по своей внутренней природе неустойчива, и главным образом подходит для того, чтобы подобно разговору глухих вести никогда не приводящий к строго очерченной правде диалог с другими, подобными же теориями (Ийожеф Сили, 1992). И если это действительно так, преподавание этих наук в средних и высших школах совершенно излишне, и те, кто их преподает и пропагандирует, не заслуживает ни копейки помощи - бесцельная болтовня действительно является роскошью.

Если прав так почитаемый у нас Арон Кибеди Варга, то мы имеем дело с таким основанным на различиях информационным обществом, о котором в “свои оптимистические минуты” говорят классики постмодернизма Лиотард и Ваттимо. Не будет общепринятых научных ценностей, а каждый индивидуум сам будет составлять свою собственную временную и отличающуюся от всех остальных систему ценностей, тогда те представители отечественной интеллигенции, которые из-за разгрома нашей системы культурных учреждений, дела школьного образования били в набат - оказываются врагами прогресса. Ведь если в ”постмодерном мире” каждый итак сможет сам смастерить - к тому же во всех отношениях временно- действующим в данный момент способом - свою научно-культурную систему ценностей, тогда в образовании, школах нет надобности. Безграмотный человек - это такой постмодерный человек, у которого в его актуальной на данный момент системе ценностей умение писать и читать не входит в число необходимых познаний. И Ванечка, когда он заявляет, что дважды два - пять, осуществляет возможность, представленную этим “информационным обществом”: ”внести изменения в модифицированные и независимые от личности нормы”.

Такие же доводы приводили в защиту культурной контрреволюции те теоретики литературы, критики и антиэстеты, которых объявили гениями как представителей постмодернистской белиберды - художественной литературы общих фраз. Если трудности композиции разрешаются бессвязностью текста, то бессмысленность - верный знак тонкой современной иронии, а изображение художественной правды - старомодное бесцельное усилие, по сравнению с тем гениальным открытием, которым является поток слов, выписанных из словарей синонимов (см. Эрне Кулчар Сабо, 1994).

Так что, проблемой является не то, каким образом мы можем дать отпор поднятой до правительственной программы финансовой безграмотности, а другое - до каких пор венгерская интеллигенция будет мириться с фактом, что тон задают такие авторы работ, которые за модными, бессвязными текстами ложных философий и эстетик маскируют отсутствие собственной концепции. Если в интеллектуальной общественной жизни мы не сможем завоевать прав на настоящую систему ценностей, не сумеем восстановить достоинство познания и обучения, научного знания, честь произведений искусства, осознающих важные общественные истины. то потом обвинять в потере нашей национальной культуры мы можем в первую очередь только самих себя.

Заканчивая анализ нашего состояния дел, нужно рассмотреть еще одну область идеологической культуры, которая, как общеизвестно, в большой мере влияет на основные тенденции, проявляющиеся в других областях культуры.

Как считает Петер Агарди (1997), обобщая мнения лучших аналитиков венгерской политической культуры, отечественное общественное мышление определяют четыре основные идеологические течения:

А) консервативное, христианско-национальное;

Б) радикальное народно-национальное;

В) либеральное, буржуазно - демократическое;

Г) левое, социалистическое.

Они уходят корнями в ХIХ век, но в 1948 году (в том числе, значительная часть левых) с их диктаторскими средствами лишили гласности. С середины 60-х годов они вновь появились на сцене, а с 1988 года могли действовать уже открыто.

На выборах 1990 года, благодаря их лживым обещаниям и воздержаниям от антикоммунистических подстрекательств, победила коалиция консервативно-христианского, национального и радикального народно-национального крыла, но, на мой взгляд, у них до сих пор нет значительно разработанной идеологии, выходящей за рамки лозунгов, равно как и распространяющегося через средства массовой информации собственного влияния, и которому им мешает имеющееся в них засилье идеологии “либералов”.

Идеология левых социалистов с середины 1980-х годов постепенно разрушалась, и причин для этого было много (см. И.Сердахайн, 1988). С одной стороны, официальная, пользующуюся привилегиями “марксизма-ленинизма” и возможностями распространения через систему партучебы, она до 1970-х г. большей частью оставалась устаревшей, несущей черты сталинской эпохи. С другой стороны, партийное руководство навязало стране половинчатые экономические эксперименты и кавалькаду апологетических рыночных теорий, полностью отказавшись от политических и идеологических. В результате уже ко второй половине 1980-х годов возник полный идеологический хаос; марксизм дискредитировал себя; в широких кругах распространилась идеология западного неоконсерватизма - идеология “деидеологизации”, а среди молодежи еще и иррационализм, мистицизм.

В 1989-1990 гг. в кругах партийного руководства произошел ряд переворотов и “путчей”, а бывшая коммунистическая партия реорганизовалась в правую социал-демократическую партию. После победы на выборах в 1994 году она осуществляла радикально-консервативную капиталистическую программу.

Подлинно левую социалистическую интеллигенцию практически изгнали из средств массовой информации и ее возможности заявлять о своей позиции в печати в данных экономических условиях еще более ничтожны, чем те, которыми располагала в период либерализации эпохи Кадара “преследуемая” оппозиция. Ряды этой интеллигенции разделились, распались на мелкие, неспособные на идеологический синтез или, по крайней мере, хотя бы на солидарность секты.

Манипуляторы общественным мнением внушают, что марксизм развалился вместе с советской империей, что его больше не существует (разоблачение этих манипуляций см. Ласло Гараи, 1995).

В тоже время стоит отметить, что основополагающие идеи социалистическо-марксисткого мировоззрения - почти в фольклорной форме органически встроились в идеологическую культуру народных масс.

Результатом этого, с одной стороны, является то, что против нео-консервативной капиталистической демагогии эти массы определенным образом вооружены. А с другой, - если до сих пор и нет, то в перспективе возможно усиление опасности нарастания социальной демагогии радикальных народно-национальных правых.

В Венгрии так называемое либеральное буржуазно-демократическое направление на самом деле под маской либерализации представляет собой даже очень радикальную неоконсервативную капиталистическую идеологию. Несмотря на то, что на выборах 1990 года, вызвав недоверие своими враждебными антикоммунистическими-антисоциалистическими нападками, она потерпела поражение, но с помощью иностранного капитала либералам были обеспечены ведущие позиции в элитарной сфере культурной жизни и в средствах массовой информации.

На выборах в 1994 году буржуазные либералы-консерваторы не завоевали большего доверия, но в качестве коалиционного партнера “победившей социалистической партии в настоящий момент не только принимают участие в управлении страной, но и определяют характер этого правительства.

“Либеральную” идеологию следует рассмотреть поближе. Один из ее главных теоретиков - Ева Ч.Димеши - излагает следующий ход мысли. По ее определению всякая идеология - реакция живущих в данной общественно-исторической ситуации класса, слоя группы на вызов своего положения, а ситуацию определило осознание интересов и программное формулирование целей, вытекающих из этого основного принципа действия. Или речь идет о том, что различные идеологии не хуже и не лучше одна другой, они выражают лишь различные сферы общественных интересов“ (с.18). Пожалуй, от этого либерального ученика восьмилетки уже можно ожидать при владении логическим способностями – и такого суждения: хотя жизненная ситуация и интересы убийцы-сексопата и его жертвы фактически различны, но в “человеческом качестве” они не отличаются друг от друга, между ними нет разницы.

Следовательно, в соответствие с этой логикой, между ганстерской буржуазией и основным трудовым населением страны нет разницы в нравственном и идеологическом отношениях (см. Петер Агарди, 1997).

Этот “либерализм” нельзя относить к кругу фашистских идеологией, он не пропагандирует агрессивной исключительности. Он совсем не против того, чтобы существовала альтернативная идеология, которая бы выражала интересы бедных: осуждала безработицу, которая за период за период с 1990 года по 1996 выросла настолько, что составляет 1/4 часть всего работающего населения (см. Перет Агарди, 1997); осуждала рост обнищания (в 1995 г. уже одна треть населения страны жила ниже официального прожиточного минимума и скачкообразный рост смертности населения. Правому либерализму нужно только то, чтобы идеологии, выражающие интересы тех, кто увольняет работников с работы, поднимает уровень смертности и нищеты, цены на лекарства, квалифицировались бы как эквивалентные. Ведь этим самым устраняются все преграды на пути увольнений и поднятия цен, ибо “эквивалентность“ идеологий сочетается с вопиющим материальным неравенством: за “либеральной” идеологией стоит власть капитала, а за левой - идеология пустых карманов. При таком положении дел нет необходимости в колючей проволоке и вышке с пулеметами. Уволенные с работы получат причитающуюся им по закону компенсацию, живущие в нищете могут открыто ругать существующий строй, а свободная пресса, радио, телевидение проповедуют свободу. А смерть от болезни - естественная смерть. Никто не нарушает, не задевает основные принципы демократии, правовой государственности.

Проблема лишь в том, что, по словам одного из ведущих представителя венгерского “либерализма”, Миклоша Тамаша Гашпара (1997), венгры все же “больше ненавидят демократию, чем Салаши, Кадара и Ракоши вместе взятых”. Автор этой статьи возмущен столь уничтожительным мнением о венгерском народе и его якобы враждебности демократии. Венгры не против демократии, но одним из признаков мудрости венгерского народа и его политической культуры является то, что эту “либеральную” демократию он оценивает по заслугам.

Примечания

1. Проблемы, которые были связаны с Версальскими мирными договорами, подписанными после 1 и 2 Мировых войн и также с националистическими мирами соседних социалистических “братских “ стран: в течение нескольких лет после 1945 года большая часть венгерского населения в Чехословакии не имела даже гражданских прав. Особенно это относится к Румынии после 1956 года, где проводилась агрессивная, ассимилирующая политика по отношению к венграм. В этом отношении не был исключением и Советский Союз: например, после переписи населения в конце 70-х годов в список проживающих народов на его территории венгры не были включены, в то время как их численность (200 тыс. человек), значительно превышала количество малочисленных национальностей, имеющих свои автономные округи (примечание редактора).

2. В Венгрии опубликованные в газетах, журналах работы и рукописи книг не надо было показывать никакому учреждению, т.е. цензуры практически не существовало. Под цензурой понимали нечто другое: как во всех социалистических странах все издательства были в руках государства и главные редакторы назначались государственными органами власти и получали соответствующие директивы на издательскую политику. И сверху часто “спускали” списки, - каких авторов нежелательно публиковать или не публиковать. И если редактор часто нарушал эти установки - его можно было “снимать“ с поста. Но редактор, как правило, был заинтересован в сохранении своего поста. Т.е. государство осуществляло свою цензуру через механизмы государственной собственности. Но даже при смене политического режима этот метод цензуры сохранился, изменился лишь вид собственности: государственная сменилась на частную.

3. В период так называемой перестройки между Горбачевым и его американскими партнерами шла речь и о судьбе европейских соцстран. И тогдашнее “советское” руководство согласилось помочь Америке в восстановлении капитализма в этих странах силам Запада. И за такую помощь руководители США обещали руководству Советского Союза определенные экономические выгоды. Это был фактически тайный пакт. Об этом говорят левые политики Западной Европы. Америка вероятно обещала что эти страны после роспуска Варшавского Договора не вступят в НАТО и обещала заменить экономические контакты средней Европе своими. Конечно, после распада СССР они считали не нужным выполнять свои обещания.